Автор |
Тема: Толкинистские тексты - заменяют собой эпос (Прочитано 9872 раз) |
|
Альвдис Н. Рутиэн
Гость
|
ЛОвите здоровущую статью. С пылу - с жару. Предупреждение: сие писано ждля фольклористов, а не для толкинитых. Отсюда специифика. Ппредупреждение номер два: сноски полетели к чертям. Потом выложу красивым файлом, там они будут. Творчество толкинистов как трансформация эпоса в условиях постфольклора Котам нужна живая мышь, Их мертвою не соблазнишь! Мефистофель Б.Н. Путилов в своей книге «Эпическое сказительство» с сожалением писал относительно изучения живого эпоса: «Увы – фольклористику не в первый раз в ее истории преследует фактор времени: только-только мы вооружаемся должным образом для исследования большой проблемы – а предмет исследования перестает существовать» [Путилов, 1997, с. 11]. Сожаления выдающегося эпосоведа понятны: в современных условиях, когда фольклор сменяется постфольклором [Неклюдов], традиционный эпос умирает раньше других жанров. Однако, как мы попытаемся показать в данной работе, не исчезает, а лишь видоизменяется главнейшее условие существования эпоса – эпическая среда, то есть, говоря образно, та почва, из которой некогда росло могучее древо героического эпоса, и которая по сей день дает обильные, хотя и несколько непривычные всходы. В России и русскоязычных культурах ближнего и дальнего зарубежья такой средой стала субкультура толкинистов, то есть поклонников и последователей Дж.Р.Р. Толкиена . В своей предыдущей работе «Толкинисты: архаическая субкультура в центре мегаполиса» [Баркова, 2003] мы показали, что в толкинистской субкультуре воскрешаются многие особенности мифологического мышления (сопричастие мифологическим персонажам, акцент на знаковой функции имени, доминирующий образ героического племени, символика временной смерти, символические функции браслетов и иных видов украшений, а также сакральное отношение к оружию, активно развитая бытовая магия). В предшествующей работе нас интересовало более мышление толкинистов, нежели их творчество; теперь мы попытаемся рассмотреть гигантские объемы их текстов. Однако прежде надо сделать несколько замечаний общего характера. Первое. Толкинисты – это не просто творческая субкультура. Это субкультура, в которой творчество является, фактически, единственным условием, при котором личность может занять в субкультуре хоть сколько-то значимое место. Виды творчества и мастерства могут быть различными: от игры на гитаре и кельтской арфе до профессиональной фотографии и литературы. Сказительство играет здесь особую роль, о котором речь пойдет далее. Второе. По сравнению с другими субкультурами социальный и интеллектуальный статус толкинистов чрезвычайно высок. Основную массу составляет студенчество и люди с высшим образованием, в том числе кандидаты наук, ведущие специалисты и аспиранты. Это отчасти причина, а отчасти следствие того высокого требования, которое предъявляет субкультура ко владению каким-либо мастерством. Каждый человек, всерьез увлеченный миром Толкиена, рано или поздно берется за его тексты, не переведенные на русский язык , и свободное владение английским является среди толкинистов правилом, а не исключением. Такова субкультура, сформировавшая свою собственную эпическую среду. Как известно из классических работ по эпосоведению, эпос представляет собой обобщение исторического прошлого языком мифа [Мелетинский, с. 269]. Для толкинистов, в большей или меньшей степени отождествляющих себя с персонажами мира Толкиена , таким прошлым предстает мир, описанный во «Властелине Колец» и главным образом в «Сильмариллионе», который и был создан Толкиеном с той целью, чтобы другие авторы писали свои тексты на основе его сюжетной канвы. Это и произошло, правда, не совсем так (или совсем не так), как предполагал Толкиен. Поскольку формой сопричастия Средиземью является отождествление себя с неким персонажем (упомянутым в книгах Толкиена или собственным), то рассказ о своем герое (о «своей жизни» в Средиземье) становится основной формой поддержания собственно субкультуры толкинистов (без этого она растворится среди ролевиков, реконструкторов и исполнителей авторской песни). Поэтому в толкинистской среде нет и не может быть специального термина для сказителя: сказителями в большей или меньшей степени являются абсолютно все! Однако субкультура породила термин, эквивалентный «старине», «думе», «улигеру», «олонхо» и другим названиям героических сказаний. Этот термин – квэнта, то есть буквально «сказание» в переводе с классического эльфийского языка квэнья, разработанного Толкиеном. Хотя в широком смысле квэнта – это сказание вообще, обычно этот термин употребляется в значении «средиземская биография толкиниста». Основное бытование квэнты – устное, это чистый нарратив, не имеющий композиционной структуры. Квэнта может быть записана, но от этого не превращается в рассказ как литературный жанр. Основой квэнты является глубокая эмоциональная убежденность в ее подлинности. Подчеркнем, что эта вера находится в сфере эмоциональных, а не логических оценок, то есть в той сфере, которую Л. Леви-Брюль обозначал термином сопричастие [Леви-Брюль, с. 62]. Для большинства толкинистов несуществен вопрос, где и когда находилось Средиземье, – логический анализ не вторгается в сферу эмоционального мировосприятия. Подобная вера в подлинность описываемых событий является характернейшей чертой эпического сказительства в его классических формах: «Певец создает или воссоздает героический век, когда события, о которых поется в песнях, действительно имели место… он верит в его реальность» [Foley, p.44]. Мир Средиземья, о котором рассказывают толкинисты, принципиально отличается от мира традиционного эпоса только одним: он порожден книгой. Но мы полагаем, что это не должно становиться препятствием для сопоставления толкинистского сказительства с классическим, поскольку значительное число выдающихся фольклорных записей эпоса восходят к книжным публикациям. Так, в частности, роль книги в русском сказительстве была, как показали последние исследования, гораздо больше, чем традиционно считалось [Путилов, 1997, с. 71-74]; какова бы ни была роль книги, она оставалась лишь источником новых текстов, по ней невозможно было научиться петь героические сказания – устный способ освоения традиции преобладал [Мирзаев, с. 85]. Это же относится и к толкинистам, которые во многочисленных классификациях по «степеням толкинутости» начальную обозначают как «Прочел – понравилось». Освоение мира Толкиена идет именно через общение в субкультуре. Для А.Лорда вторжение книжного текста в эпическую традицию равносильно смерти последней [Лорд, с. 156-157], однако Б.Н. Путилов возражал ему, утверждая, под воздействием книги традиция лишь видоизменяется – в той или и ной степени [Путилов, 1997, с. 75]. Для нас это суждение отечественного ученого особенно важно: как мы попытаемся показать, в современном обществе эпическая среда и традиция лишь трансформирована, но отнюдь не мертва Толкинистская субкультура не породила эпоса в его классической форме – как поэтического (или поэтического со вкраплениями прозы) сказания, распеваемого под аккомпанемент особого музыкального инструмента . Однако при всем различии формы у толкинистского сказительства то же содержание, что и у классического: героический век, отделенный абсолютной эпической дистанцией. Более того, в толкинистской субкультуре жива эпическая среда, без которой сказители просто перестают петь [Путилов, 1997, с. 79]. В традиционных работах по фольклористике понятию эпической среды уделялось непозволительно мало места: отечественных авторов интересовала преимущественно личность сказителя [Баркова, 2002, с.59-60], структура эпического текста, система образов, происхождение сюжетов и так далее, но не те условия, благодаря которым эпос у данного народа жив. Из этих условий первое и главнейшее – это потребность социума слушать эпос. Когда она пропадает – то даже существование талантливых сказителей не спасет эпос от гибели (именно так в середине ХХ века «вымерли» русские былины). Потребность в слушании эпоса означает, что сказители поют много и часто, а дети впитывают эпическую традицию с детства. Это, в свою очередь, приводит к тому, что весь социум (а отнюдь не только сказители!) хорошо знают эпический мир в целом. [Путилов, 1997, с. 118-119]. Существует немало примеров того, как исполнение эпоса прямо зависит от состава и настроя аудитории, – «Без моральной поддержки со стороны даже палкой нельзя вытянуть песню у акына» [Исмаилов, 1957а, с. 33]. Б.Н. Путилов пишет: «Эволюция сознания эпической среды частично объясняет, почему у ряда этносов живая эпическая традиция задержалась столь долго и сохранилась – пусть в сильно трансформированном виде – до наших дней» [Путилов, 1997, с.67]. В нашем случае мы имеем дело со вторичной мифологизацией, охватившей страны европейской культуры (включая США) уже несколько десятилетий. Однако толкинисты по ряду характеристик сильно отличаются ото всех многочисленных неоязыческих объединений – не только массовым и достаточно хорошо организованным характером движения , но (что принципиально важно для данного исследования) – единым для всех коллективным знанием, на основе которого и происходит процесс творчества. Добавим и еще одно отличие: подобно тому, как в традиционном обществе эпос крайне мало пересекается с религией (а иногда и оппозиционен ей [Рерих, с. 21]], так и толкинистское движение, в противоположность всем формам неоязыческого, не предполагает никакого культа. Важно подчеркнуть, что вера толкинистов в реальность Средиземья может быть сопоставлена с верой сказителей и слушателей в реальность эпических героев, но никак не с верой религиозной. Резюмируя, Б.Н. Путилов, говоря о живых эпических традициях, утверждает, что эпос жив «благодаря наличию эпической среды и института сказителей…» – именно в такой последовательности! – «…там, где для этого есть условия и общественная потребность» [Путилов, 1997, с. 171; курсив мой. – А.Б.]. Особенности эпической среды и сказительства у толкинистов мы разберем ниже, а здесь отметим, что потребность в постоянном воссоздании сказаний о «героическом веке», то есть о Средиземье, является одновременно целью и способом существования субкультуры; что же касается условий, то помимо традиционных сборов большими и малыми группами, когда и рассказываются квэнты, сейчас огромную роль играет в жизни толкинистской среды играет Интернет. Формы письменного существования устных по своей природе текстов требуют дополнительного исследования. Если в традиционном обществе человек оказывался в эпической среде с младенчества и начинал воспринимать эпос с раннего детства, то в толкинистской среде, возникшей примерно в начале 90х годов, для большинства это происходит в подростковом или студенческом возрасте. Любопытно, что точно так же дело обстояло и в русской былинной традиции, когда сказителями становились в поздней юности или зрелом возрасте [Путилов, 1997, с. 20]. Подобно тому, как русские рыбаки и охотники учились былинам не в семье, а во время промыслов – слушая своих товарищей, – так и человек, недавно пришедший к толкинистам, просто жадно слушает те рассказы о Средиземье, которые и составляют цель общения его товарищей. Это принципиальное отсутствие обучения в русской традиции, как «вымершей» былинной, так и активно живущей толкинистской, нам кажется чрезвычайно важным, поскольку свидетельствует о том, что можно назвать «генетическим предрасположением к сказительству» [Там же, с. 44]: тип эпоса у народа радиально сменился, но эпическая среда осталась прежней. Толкинисты сохраняют и другую особенность русского сказительства – отсутствие отношения к своей деятельности как к профессиональной: «На фоне ритуализованных или театрализованных исполнений эпоса во многих культурах… формы исполнения северно-русской былины производят впечатление принципиально иного культурного явления. Бросается в глаза, что сказители редко «выступали» - в собственном смысле этого слова. …Уже приводились примеры пения былин за каким-либо делом – портняжным шитьем, плетением сетей, прядением…» [Там же, с. 115]. Эти слова всецело применимы к толкинистскому рассказыванию квэнты, которое может происходить когда и где угодно, и если оно рассчитано на несколько слушателей, то они обычно плетут из бисера, или вышивают, или рисуют, или монтируют доспех, словом, все заняты какой-либо деятельностью, включая рассказчика. Продолжим сравнение: «Сказители признавались, что отходили от исполнения былин… по мере того, как менялся характер их занятий. В частности, переключение с занятия каким-либо ремеслом на… земледелие, сказывалось… неблагоприятно на сказительстве» [Там же] – в толкинистской среде такой переменой для многих служит окончание института, особенно когда основным кругом общения были толкинисты-однокурсники. Такие толкинисты во время своего пребывания в субкультуре могли изложить только собственную квэнту и небольшое число соображений (более или менее сюжетно оформленных) об известных персонажах; их вполне можно сопоставить с большим числом русских сказителей, знавших одну–две былины. Далее, русские сказители в подавляющем большинстве случаев пели не за деньги, а в случае исполнения былины для собирателя – могли отказаться от предложенного им вознаграждения [Там же, с. 133]. Эта черта также характерна для толкинистов, не только рассказывающих квэнты исключительно для собственного удовольствия, но и пишущих тексты (иногда – целые книги!), ни в малейшей степени не претендуя на гонорар. Итак, можно решительно утверждать, что для русского сказительства, как былинного, так и толкинистского, характерно отсутствие целевой установки на исполнительство. Преемственность традиции осуществляется исключительно на уровне культуры в целом. Ничего похожего нет даже у ближайших «соседей» - украинские думы и южнославянские юнацкие песни исполняются непременно в сопровождении музыкального инструмента, что полностью меняет манеру сказительства. Если по форме исполнения квэнты достаточно близки русским былинам, то внутренний мир толкинистских «сказителей» чрезвычайно сильно напоминает нам мироощущение олонхосутов, манасчи, улигершинов и других исполнителей великих эпопей Азии. Существуют два взаимосвязанных условия, без которых невозможно как исполнение песни в десятки тысяч строк, так и создание полноценной квэнты: мощная память и свободное знание мира эпоса в целом. Относительно азиатских эпосов это не нуждается в доказательствах, что же касается толкинистов, то для них нормой является свободное владение всем корпусом информации, изложенной во «Властелине Колец» и «Сильмариллионе», где генеалогия только одного из королевских домов эльфов насчитывает более трех десятков личностей, причем следует знать наизусть по четыре имени каждого персонажа. Рискну заявить, что по многогеройности мир Средиземья превосходит любой из известных эпосов, уступая, пожалуй, только «Махабхарате». То же касается истории мира Толкиена, географии (рисование карт на память – вполне обычно) и метафизики. Обычно на полное освоение этого объема знаний уходит около года интенсивного общения в субкультуре. Сравним: «Еще до исполнения «Манаса» сказители проходили долгий и мучительный путь освоения сюжета эпоса» [Рахматулин, 1968, с. 40], «Добавим к этому еще… непростой путь освоения мира персонажей – каждого со своими характеристиками, всех с их взаимоотношениями, предметного мира, словаря эпоса» [Путилов, 1997, с. 43]. Приведенные выше цитаты относятся к этапу ученичества, затем следует первое исполнение эпоса, знаменующее появление нового сказителя. Что же происходит у толкинистов? В субкультуру обычно приходят в состоянии, которое названо «синдром любимого героя»[Эйлиан 1]: говорят «я – Арагорн», «я – Фродо», «я – Галадриэль». Мир Толкиена настолько сложен и многопланов, что самостоятельно не может быть освоен, и общение с толкинистами постепенно приводит новичка к появлению у него первой (иногда – и единственной) полноценной квэнты. «Полноценной» в данном случае означает, что квэнта не противоречит реалиям мира Толкиена, как историческим, так и метафизическим. Толкинист уже не отождествляет себя с кем-то из основных героев, он находит свое собственное место в этом сложном мире. Ничего похожего на «первое исполнение» у толкинистской квэнты нет и быть не может (см. выше). Рассказывание квэнты – это не акт, а процесс, это живое общение представителей субкультуры. И хотя в толкинистском мире сказительство (за редчайшими исключениями) не осознается как ценность (оно вообще не рефлексируется – трудно замечать воздух, которым дышишь!), но отношение толкинистов-сказителей к своему материалу вполне совпадает с классическим. Сравним: "Подлинным сказителем являлся не тот, кто… по памяти мог исполнить подчас огромный по объему текст, но тот, кто обладал знанием эпоса во всей совокупности его слагаемых и воспроизводил именно это свое знание" [Путилов, 1997, с. 44]. К толкинистам эти слова применимы всецело; разница лишь в том, что эпический сказитель воспроизводит текст в известной, заранее заданной форме, а толкинист – в живой речи. Таковы потери при смене фольклора постфольклором. Важно отметить, что всё, сказанное об устных квэнтах толкинистов, применимо и к записям их квэнт. Я даже не назову это "письменной квэнтой", это не более чем запись – настолько мало различие между устным и письменным текстом как с формальной точки зрения, так и (главное!) с точки зрения функционирования и места в системе ценностей. Записанная квэнта была и остается нарративом, а не рассказом, имеющим завязку, кульминацию и развязку. Она записывается не ради создания текста, а ради более широкого ознакомления единомышленников с собственной средиземской субличностью. На запись квэнт сильно повлиял Интернет – собственно, только там это и имеет смысл, поскольку в живом общении квэнту лучше рассказать, чем дать прочесть. Существуют десятки (а возможно, и сотни) "домашних страничек" толкинистов, написанных от имени их средиземских персонажей. Эти мини-сайты адресованы близкому кругу их друзей. Единственное исключение из сего правила – огромный сайт "Библиотека Тол-Эрессеа"(www.eressea.ru), поставивший своей целью охватить максимальное количество толкинистского творчества. Там квэнты встречаются в изобилии, более того – каждого из авторов просят указать в своей анкете свою квэнту. Несмотря на то, что в Интернете, теоретически, круг общения неопределенно широк, на самом деле, даже "Библиотеку Тол-Эрессеа" посещают практически только толкинисты, не говоря уж о гостях "домашних страничек". Субкультура замкнута и не стремится демонстрировать себя "посторонним". И если сказители эпоса хоть с трудом, но всё же могли петь в искусственной для них обстановке, то рассказывание квэнты не-толкинисту кажется вообще невозможным . Эта замкнутость субкультуры хорошо объяснима: ведь в мире, построенном на эмоциональном сопричастии [Леви-Брюль, с. 60-64], любой посторонний будет чужаком. Антиномия "логическое vs эмоциональное" - основа понимания субкультуры толкинистов. Мир, воспринимаемый логически, где они успешно учатся или работают , и мир, воспринимаемый эмоционально, где они – герои Средиземья, не пересекаются между собой. Квэнты рассказываются в обстановке, которая сама по себе является наиболее эмоционально насыщенной, – либо вечером и ночью, при скудном освещении, либо на природе, особенно в лесу. Нет необходимости доказывать, что именно такая обстановка является предпочтительной и для исполнения эпоса [Алтын-Арыг, с. 494-495; Ай-Толай, с. 18; Василевич, с 158; Избранные руны, с 3; Котвич, с. 196; Путилов, 1997, с. 115-117; Шейкин, с 91]. И хотя охота и рыболовство утратили свое бытовое, прагматическое значение, но психологическая потребность в регулярных выездах в лес осталась – и толкинисты систематически отправляются в лес, либо на ролевые игры, либо просто чтобы на пару дней вырваться из городских будней и уйти в свой мир. Общеизвестен тот факт, что архаический эпос играл и магическую роль, его слушателями считались не только люди, но и духи леса, причем в отдельных культурах эпос, собственно, и исполнялся ради того, чтобы снискать благосклонность духов [см. Путилов, с. 53]. Может показаться странным, но у толкинистов ничего подобного нет, хотя представления о живом лесе и населяющих его духах представлены широко [Баркова, 2003, с. 73]. Однако общение с духами леса, по мнению толкинистов, обусловлено исключительно поведением в лесу (основная форма этого взаимодействия: лес карает за неправильные, неэкологические поступки); рассказ квэнты у ночного костра, равно как и в городской квартире, служит для взаимодействия со своими духами, а не с хозяевами леса. Прекрасным примером того, как толкинисты воспринимают свое общение в лесу с героями Средиземья, является рассказ Вальрасиана «Встреча». Итак, установка на сильное эмоциональное переживание является одной из основных составляющих субкультуры. Это проявляется в самом разном: от выбора времени и места для общения до сюжетики большинства квэнт. Подчеркнем еще раз, что предпочтительным временем для рассказа квэнты являются вечер и ночь, – это вполне соотносится и с классическими эпическими традициями: «Законным временем выступлений сказителя считалась ночь. Выбор определялся не просто наличием досуга у большинства вероятных слушателей, но и идеологической и психологической установкой» [Путилов, 1997, с. 83; см. также: Бурчина, с. 73; Дыренкова, с. XXXVIII-XXXIX; Мирзаев, с.53]. Любопытно, что подобное отношение к ночи как времени «ухода» в мир эпоса сохраняется в толкинистской среде даже в том случае, когда дело касается общения в Интернете или чтения текстов в Интернете: прочесть выложенный в Сети толкинистский роман за несколько ночей – ситуация вполне типичная. Для традиционного сказителя (в первую очередь – азиатского) исполнение эпоса является формой общения с эпическими героями, а сказительский дар – не что иное, как форма избранничества духами. В последнем эпический сказитель подобен шаману, что неоднократно отмечалось исследователями: «Калмыцкий певец… рассказывал, как болезнь (оспа) в детстве поборола его и он попал в страну смерти и как Эрлик-хан отпустил его, дав в награду, по его же просьбе, искусство джангарчи» [Овалов, 1978, с. 65; см. также: Аламжи Мерген, с. XVII-XVIII; Жирмунский, 1979, с. 397-398; Илларионов, с. 20; Исмаилов, 1975а, с. 80; Котляр, с. 53; Майногашева, с. 110; Материалы по изучению…, с. XI; Мирзаев, с. 86]. Аналогичный сюжет (получение сказительского дара от персонажа, типологически родственного хозяину смерти) видим и у толкинистов. Так, один из крупных толкинистских текстов – «Отражение Х» Тайэрэ – начинается с описания того, как автор во сне получает приказ рассказать об определенных событиях; аналогичным образом более десяти лет назад мне рассказывали о вдохновлении создательницы самого известного произведения толкинистов – «Черной Книги Арды» Элхэ Ниеннах; о получении сказительского дара от иных персонажей и без мотива сна пишет Альвдис Н. Рутиэн в предисловии к «Эанариону». В этих трех случаях речь идет о произведениях большого или очень большого объема – авторы воспринимают их написанными по императиву тех или иных представителей мира Средиземья. Относительно обычных, небольших квэнт дело обстоит несколько иначе. Перед рядовым толкинистом не стоит задачи поведать миру нечто масштабное, его цель скромнее и утилитарнее: увидеть, кем ты был в Средиземье. Часто бывает так, что новичок не способен (в ряде случаев: пока не способен) увидеть свою квэнту, и тогда на помощь приходят более опытные товарищи, которые и рассказывают ему, кем он был в этом мире. Сравним с тем, что Л.Я. Штернберг писал о шаманах и сказителях нивхов: «…легко впадающие в экстаз; обладают даром видений… верят в свое избранничество и имеют собственных духов-покровителей» [Материалы по изучению…, с. XI] . О степени серьезности отношения толкинистов к своим квэнтам лучше всего свидетельствует «Повесть о каменном хлебе» Миримэ – произведение, построенное на осуждении тех, кто «подделывает» квэнты, то есть рассказывает новичку придуманную историю вместо увиденной. Финал «Повести» – счастливый: героиня, несколько лет проживя с придуманными квэнтами, наконец обретает возможность увидеть. Пожалуй, главнейшим условием существования эпической среды (как в традиционном, так и в современном обществе) является безоговорочная вера в реальность всех фактов, описываемых в сказаниях. Отношение как самих сказителей, так и слушателей – «серьезное, истовое» [Путилов, 1997, с. 65]. Именно это обстоятельство и дает нам возможность соотносить толкинистскую субкультуру с эпической средой традиционных обществ. Без этой глубокой веры все толкинистские тексты были бы еще одним придуманным миром, которые в изобилии поставляет читателям литература фэнтези, очень многое берущая из мифологии. Еще раз процитируем Б.Н. Путилова: «Живое функционирование эпоса возможно по-настоящему лишь в эпической среде, которая… убеждена в полной достоверности описываемых событий, людей, обстановки» [Там же]. Не случайно одна из «степеней толкинутости» (самоописание субкультуры) звучит так: «Я там был и сам всё видел». Заметим, что утрата этой веры является причиной ухода людей из субкультуры. В архаических культурах исполнение эпических песен приравнивается к священнодействию, считается, что устами сказителя поют сами герои: «рапсоду нельзя ничего от себя ни прибавить, ни убавить, ибо за такое своеволие он, по всеобщему убеждению, расплачивался своею душою» [Аламжи Мерген…, с. XXI]. Аналогично в толкинистской субкультуре целью рассказывания квэнты является воссоздание мира Средиземья (его части), с чем и связано отсутствие установки на авторство, фактический запрет на «сочинительство» как придумывание. Описывая исполнение эпоса, исследователи отмечают, что слушатели могут восклицать «да, да, так и было!» [Беломорские былины, с. 13-14; Былины Севера, т. 1, с. 232; Дыренкова, с. XXXVIII; Онежские былины, т. 1, с. 36-37; Харузина, с. 70; Эвенкийские героические сказания, с.81], однако в толкинистской среде установка на достоверность настолько велика, что скорее возможен противоположный отзыв: «так быть не могло!» – именно потому, что реальность всех событий подразумевается. Характерно, что еще одна «степень толкинутости» определяется так: «Профессор всё напутал, на самом деле было всё не так!» – где подразумевается «всё было». Сказитель верит в то, что его герои не просто «когда-то» существовали, но неким образом продолжают жить и сейчас. Иногда сказители могут внятно ответить на вопрос, где же сейчас пребывают герои эпоса [Абай-Гэсэр, с. 290], но чаще это не рефлексируется. Аналогично для толкинистов вопрос, как соотносится Средиземье с земной историей в пространстве и времени, не имеет однозначного ответа, и большинство не стремится его найти. Реальность существования эпического мира является предметом веры и потому в логических объяснениях не нуждается. В обоих случаях важно другое: и в традиционном обществе и в толкинистской субкультуре убеждены, что непосредственно во время исполнения сказаний герои приходят слушать про собственные подвиги. Так, зафиксированы рассказы о том, что сами эпические герои вдохновляют монгольских сказителей и особенно манасчи; сказитель видит Манаса и его богатырей сидящими среди слушателей во время исполнения эпоса [Рахматуллин, с. 93-94; Монголо-ойратский героический эпос, с. 38], при ошибке сказителя эпический герой мог явиться ему и указать на допущенную неточность [Аламжи Мерген, с. XIX]. В толкинистской среде вера в подобное общение встречается более чем часто. Азиатские сказители исполняют эпос чрезвычайно эмоционально, вплоть до впадения в экстаз [примеры описания экстаза см: Мирзаев, с. 54-56]. Столь эффектное поведение толкинистам не свойственно, однако общая эмоциональная обстановка исполнения эпоса и рассказывания квэнты бывает чрезвычайно накалена, сказитель и слушатели сопереживают героям, радуясь их радостью и неподдельно плача от их бед [Бардаханова, с. 48; Дыренкова, с. XXXVII-XXXVIII; Кыдырбаева, с. 27; Тачеева, с. 191; Харузина, с. 69; Reichl, p. 94, 114-116]. Важно отметить, что столь бурное сопереживание героям у толкинистов нередко является собственно целью рассказа, что, например, зафиксировано в рассказе С.О.Рокдевятого о чтении «Черной Книги Арды». Здесь мы подходим к еще одной чрезвычайно яркой особенности толкинистских квэнт, которая и позволяет нам рассматривать их как трансформацию эпоса, а не разновидность литературы. А именно – отсутствие стремления к новизне информации. Это также характеристика эпической среды. Как уже отмечалось, в традиционном обществе слушатели хорошо знают эпический мир, слушая сказания с детства. Это означает, что при каждом конкретном исполнении им заранее известно всё (или хотя бы многое), что должно произойти с героем. Цель слушателей эпоса – не получение новой информации (ее объем невелик), а приобщение к эпическому миру, своего рода узнавание знакомых с детства героев, наконец, сопереживание им. В еще большей степени это касается толкинистской субкультуры. По словам Гарета , создателя крупнейшего собрания толкинистских текстов – «Библиотеки Тол-Эрессеа», в большинстве квэнт величайшим героем воспринимается не тот, кто сумел победить врагов, а персонаж, на долю которого пришлось максимальное число страданий и который сумел не сломиться под их ношей. Особенно это касается поклонников «Черной Книги Арды» – текста, вызвавшего собственную волну продолжений и подражаний. Неисчерпаемой темой для сопереживаний становятся поистине ужасные страдания главного героя этой книги – Валы Мелькора, осмелившегося пойти против Эру Единого. У другой части толкинистов объектом сострадания стал эльфийский король Финрод Фелагунд, трагически погибший во вражеской темнице . Многочисленные короткие тексты поклонников (в основном – поклонниц) как того, так и другого персонажа почти никогда не содержат никаких новых сведений о любимых героях, это либо поток эмоций автора, либо отражение того, как героя воспринимали другие персонажи. Самыми яркими примерами этого можно назвать цикл рассказов “Ab surdo” («Из тишины», латынь) Лоры Провансаль и «Атрабет Финрод ар Саурон» («Разговор Финрода и Саурона», эльфийский) Нион и Ивы Моррерантэ. Первое произведение представляет собой цепь монологов разных героев, размышляющих или рассказывающих о Финроде; второе – долгие разговоры Финрода и врага, пленившего его. Оба эти произведения чрезвычайно высоки по литературному уровню и интересны по мысли, они отвечают вопрос «как воспринимались события», а не «что происходило». Все масштабные толкинистские тексты производят очень сильное эмоциональное впечатление. Они прекрасно выполняют свою задачу – актуализация переживаний героям. Поэтому неудивительно, что герои таких произведений гибнут и в той или иной мере терпят поражение (которое, впрочем, осознается как «Мелькор/Финрод/Феанор погиб, но дело его побеждает»). Достижение героем поставленной цели не является критерием подвига, критерий – мощь духа, проявленная в испытаниях. Этим толкинистская субкультура воскрешает древнескандинавское отношение к подвигу, детально описанное А.Я. Гуревичем [Гуревич, с. 41-50], где проявление сверхмужества гораздо важнее победы. Наиболее ярким примером толкинистского антигероя является Курумо из «Черной Книги Арды», на долю которого выпали не телесные, а именно эмоциональные страдания; он не смог их выдержать и превратился в омерзительного и презираемого негодяя. По словам Гарета, среди толкинистских текстов есть два романа, посвященных не героизации страдания, а героизации пути, – это «После Пламени» Альвдис Н. Рутиэн и «По ту сторону рассвета» Берена Белгариона (Ольги Брилевой). В обоих романах риск потери себя определяет не сверхсильными эмоциональными страданиями (хотя их на долю героев выпадает изрядно), а той червоточинкой, которая есть в каждом. Главные герои обоих романов неизбежно совершают ошибки, вплоть до того, что им приходится какое-то время служить Врагу, однако в обеих книгах в итоге находят тот путь, который в рамках романа признается правильным. Принципиальное различие между «После Пламени» (ПП) и «Черной Книгой Арды» (ЧКА) Гарет формулирует таким образом: «В ЧКА с пути сгоняют кнутом, а в ПП – пряником». «По ту сторону рассвет» – это практически единственный собственно толкинистский роман. Все прочие масштабные произведения в той или иной степени являются сборниками квэнт. В первую очередь это касается «Черной Книги Арды», состоящей из разрозненных рассказов и зарисовок, объединенной темой Мелькора и темой страдания. Сборником рассказов и повестей является «Отражение Х» Таэрэ. Из девяти историй о девяти назгулах состоит «Великая Игра» Иллет. «После Пламени», хотя и может быть назван постмодернистским романом, состоит из череды сюжетных зарисовок и внутренних монологов героев, причем язык романа максимально воспроизводит синтаксические конструкции устной речи [Арвестер]. Сборниками рассказов и зарисовок являются и менее масштабные произведения: «Хроника деяний эльдар и атани», «Хроники Дома Финарфина» Эйлиан, «Книга хроник Арды» Вальрасиана и Петра. Особняком стоят романы К.Еськова «Последний кольценосец» и Н.Перумова «Кольцо Тьмы». Первая из этих книг вообще не может рассматриваться в рамках толкинистских текстов, поскольку в ней принципиально отсутствует установка на достоверность: для автора это только игра с реалиями мира, причем игра по собственным правилам, а не по законам мира Толкиена. Перумов также решительно вводит в мир Средиземья массу чуждых ему реалий, и хотя установка на достоверность в двух первых томах «Кольца Тьмы» присутствует, его чрезмерно свободное обращение с миром Толкиена критикуют даже поклонники. Подобно «Черной Книге Арды», книга Перумова вызвала волну вторичного творчества; из других масштабных произведений дописывания есть лишь у «После Пламени» (вплоть до альтернативных версий). Однако все эти объемные тексты – не что иное как верхняя часть айсберга толкинистского творчества, основу которого составляют небольшие рассказы и зарисовки, более или менее талантливо написанные. Продолжая сравнение с айсбергом, можно сказать, что он плавает в безбрежном море незаписанных квэнт. Повторим, что главная цель этих текстов – не приращение информации, а поддержание сопричастия миру Средиземья, выход из сегодняшнего дня в «героический век». Описывая традиционные формы эпоса, ученые отмечают дихотомию творческого и воспроизводящего певца [Reichl, p. 90; на материале различных народов см.: Алтын-Арыг, с.493-494; Жирмунский, Зарифов, с. 244; Исмаилов, 1957б, с. 11; Мирзаев, с. 23, 39; Мусаев, с. 428; Finnegan, 1977, p. 74]. Фактически, это аналог классического разделения на аэдов, способных создавать собственные версии эпоса, вплоть до отдельных сюжетов, и рапсодов, не склонных к импровизации [Лауде-Циртаутас, с. 80; см. также Жирмунский, 1961, с. 87-88]. Аналогичное явление видим среди толкинистов. В субкультуре их называют соответственно «апокрифистом» и «канонистом». Поскольку речь идет не о воспроизведении текста, а о воссоздании эпического мира, то «канонист» максимально следует идеям и концепциям самого Толкиена (прекрасным примером «канонического» рассказа является «Незамужняя» Эйлиан), а «апокрифист» исходит из знаменитого утверждения «Профессор всё напутал!». Наиболее ярким «апокрифом» является уже упомянутая «Черная Книга Арды». Однако несмотря на наличие двух четких терминов (как в традиционной культуре, так и в толкинистской), реальная картина тоньше и сложнее. Б.Н. Путилов, вслед за А.М. Астаховой отмечает существование трех типов сказителей: первые переняли текст почти дословно и так же его передают, вторые (и их большинство) – усвоили сюжет и «типические места», на основе чего создали собственный стабильный текст, третьи – импровизаторы, каждый раз создающие текст заново [Былины Севера, т. 1, с. 71-82; Путилов, 1997, с. 146]. Аналогично в субкультуре число строгих «канонистов» и решительных «апокрифистов» сравнительно невелико, а основную массу составляют те, кто дописывает картины мира Толкиена по мере сил, не следуя первоисточнику рабски, но и не слишком удаляясь от него. В своей статье «КАКОЙ» Гарет отмечает, что «апокрифист» в знании и прописывании деталей может быть гораздо тщательнее «канониста» – ведь первый стремится доказать свою точку зрения и использует знание источника как аргументы в свою пользу. Отношение как к импровизаторам, так и к «апокрифистам» - часто негативное: так, Н. Ончуков считал личное начало искажением «правильного» сюжета и выражал неудовольствие тем, что певцы «присочиняют» вместо «подлинных слышанных от стариков выражений» [Печорские былины, с. 4], сходным было и мнение А.Ф. Гильфердинга [см.: Путилов, 1997, с. 146]. Аналогичным образом среди толкинистов свободное обращение с идеями и сюжетами Толкиена осуждается – что не мешает процветать «апокрифическому» направлению. Любой роман, написанный о Средиземье, уходит от первоисточника чрезвычайно далеко, даже если автор и не хотел этого: это неизбежно при создании масштабной формы. Ровно то же происходило, например, у киргизских манасчи, где мера импровизации была тесно во многом обусловлена художественным дарованием сказителя, так что наиболее яркие и интересные варианты «Манаса» сильно различались [Жирмунский, 1974, с. 636-638]. Отдельный вопрос, которого мы коснемся вкратце, это отражение в эпических текстах современных и автобиографических событий. Традиционному эпосу такое явление, в общем, чуждо – известные «советские былины» М.Крюковой так и остались авторскими импровизациями на злобу дня. Сходные случаи отмечались и для других традиций [Путилов, 1997, с. 171-172]. Обреченность «новин» очевидна, поскольку в эпосе всё должно быть отделено абсолютной эпической дистанцией. В этом смысле толкинисты находятся в чрезвычайно выигрышной позиции, поскольку с самого начала квэнта – это рассказ о собственной жизни, однако эти события происходят в мире, отделенном абсолютной эпической дистанцией. Так что в квэнте могут найти свое отражение и факты вполне «земной» биографии толкиниста. Это предпочитают не акцентировать, но, как правило, и не особо скрывают – так, известно, что элементы автобиографии есть в «Черной Книге Арды», «После Пламени», «Книге хроник Арды». В черногорской традиции известны случаи, когда сказители пели о сегодняшних боях эпическим стихом, причем как о своих командирах, так и о самих себе [Путилов, 1997, с. 172; Murko, p.125]. С этим можно сопоставить такой огромный пласт толкинистского творчества, как квэнты, написанные после ролевых игр. Самым известным из таких произведений является первый том романа Ника Перумова «Кольцо Тьмы», в основу которого положены события «Хоббитских Игрищ» 1991 и 1993 годов. Исполнители архаического эпоса верят в магическую силу слова, в воздействие сказаний на природу, мир духов, здоровье, удачу. Эта вера в той или иной форме характерна и для толкинистов: например, считается, что в определенных ситуациях нельзя пересказывать или даже хотя бы упоминать «Черную Книгу Арды» – это приведет к беде. Эта глубокая вера в реальность эпического мира и могущество слова – одна из важнейших черт, позволяющих нам сближать традиционную эпическую среду с толкинистской субкультурой. Разумеется, на уровне текста невозможно сравнивать поэтические или прозопоэтические сказания, исполняемые певцом, с прозаическими текстами толкинистов. Однако при сопоставлении бытования тех и других произведений мы обнаруживаем много общего. Подобно тому, как эпос существует в постоянном воспроизведении, регулярном исполнении и слушании (без чего он перестает быть живым фактом культуры), так же и толкинистские тексты предназначены не столько для чтения, как чисто литературные произведения, сколько для поддержания приобщенности к эпическому миру, достраивания картины этого мира, актуализации сопричастия ему. Литература Абай-Гэсэр / Запись И.Н. Мадасона со слов Пеохона Петрова. Вступит. ст. А.И. Уланова. Улан-Удэ, 1960. Ай-Толай: Народные героические поэмы и сказки горной Шории. Новосибирск, 1948. Аламжи Мерген: Бурятский эпос. М.; Л., 1938. Алтын-Арыг: Хакасский героический эпос. М., 1988. Бардаханова С.С. Сказительское мастерство С.С. Сонтохонова // Мастерство современных бурятских сказителей. Улан-Удэ, 1978. Баркова А.Л. Традиция былиноведения и былинная традиция // «Живая старина», 2002, № 3. Баркова А.Л. Толкинисты: архаическая субкультура в центре мегаполиса // «Человек», 2003, № 5. Беломорские былины. М., 1901. Бурчина Д.А. Тункинские традиции в творчестве К.М. Дорджеева // Мастерство современных бурятских сказителей. Улан-Удэ, 1978. Былины Севера. М.; Л., 1938. Т. 1: Мезень и Печора. Василевич Г.М. Ранние представления о мире у эвенков (материалы) // Исследования и материалы по вопросам первобытных религиозных верований. М., 1959. Гуревич А.Я. «Эдда» и сага. М., 1979 Дыренкова Н.П. Шорский фольклор. М.; Л., 1940. Жирмунский В.М. Введение в изучение эпоса «Манас» // Киргизский героический эпос «Манас». М., 1961. Жирмунский В.М. Тюркский героический эпос. Л., 1974. Жирмунский В.М. Сравнительное литературоведение: Восток и Запад. Л., 1979. Жирмунский В.М., Зарифов Х.Т. Узбекский народный героический эпос М., 1947. Избранные руны Архипа Перттунена. Петрозаводск, 1948. Илларионов В.В. Искусство якутских олонхосутов. Якутск. 1982. Исмаилов Е. Акыны. Алма-Ата, 1957а. Исмаилов Е. Акыны: Автореф. дис. … д-ра филол. наук. Алма-Ата, 1957б. Котвич В.Л. Джангариада и джангарчи // Филология и история монгольских народов. М., 1958. Котляр Е.С. Эпос народов Африки южнее Сахары. М., 1985. Кыдырбаева Р.З. Сказительское мастерство манасчи. Фрунзе, 1984. Лауде-Циртаутас И. Киргизский поэт-сказитель Сагымбай Орозбаков (1867-1930) и эпос «Манас» // /Сов. тюркология. 1987. № 3. Леви-Брюль Л.. Первобытное мышление // Леви-Брюль Л.. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М., 1994. Лорд А.Б. Сказитель. М., 1994. Майногашева В.Е. О традиционном бытовании хакасского героического эпоса // Учен. зап. Хакас. НИИ ЯЛИ. Сер. филол. Абакан, 1970. Вып. 14. Материалы по изучению гиляцкого языка и фольклора, собранные и обработанные Л.Я. Штернбергом. СПб., 1908. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М. 1976 Мирзаев Т. Искусство узбекских народных сказителей и особенности их эпического репертуара. Ташкент, 1986. Монголо-ойратский героический эпос Пг.; М., 1923. Мусаев С.М. Киргизский народный эпос «Манас» // «Манас»: Киргизский героический эпос. М., 1984. Кн. 1. Неклюдов С.Ю. Несколько слов о «постфольклоре» (http://www.ruthenia.ru/folklore/postfolk.htm) Овалов Э.Б. Легенда о «Джангаре» в записи Б. Бергмана // Типологические и художественные особенности «Джангара». Элиста, 1978. Онежские былины, записанные А.Ф. Гильфердингом летом 1871 г. М.; Л., 1949-1951. Печорские былины. СПб., 1904. Потапов Л.В. Алтайский шаманизм. Л., 1991. Путилов Б.Н. Встречи с эпосом в Черногории // СЭ. 1973. № 3. Путилов Б.Н. Эпическое сказительство. М., 1997. Рахматулин К. Творчество манасчи // «Манас» - героический эпос киргизского народа. Фрунзе, 1968. Рерих Ю.Н. Сказание о царе Кэсаре Лингском // Декоративное искусство; Диалог истории и культуры, 1995, № 1-2. Тачеева Т.Г. Хакасский хайджи С.П. Кадышев // Учен. зап. Хакас. НИИ ЯЛИ. Абакан, 1965. Вып. 11. Х[арузина] В. На Севере: Путевые воспоминания. М., 1890. Шейкин Ю. Удыгейские сказания: Проблемы жанра и исполнительство // Сов. музыка. 1981. № 1. Эвенкийские героические сказания. Новосибирск, 1990. Finnegan R.H. Oral Poetry: Its Nature, Significance and Social Context. Cambridge University Press, 1977. Foley J.M. The Singer of Tales in Performance. Indiana University Press. 1990. Murko M. The Singers and their Epic Songs // Oral Tradition. 1990. Vol. 5, N 1. Reichl K. Turkic Oral Epic Poetry. New York; London. 1992. Толкинисты: Альвдис Н. Рутиэн. Эанарион (http://mith.ru/alw/eanar) Альвдис Н. Рутиэн. После Пламени (первый том: Альвдис Н. Рутиэн, Тэсса Найри. Братья по Пламени // После Пламени. М.; СПб., 2004; второй и третий тома: Альвдис Н. Рутиэн. После Пламени: Пленник Судьбы, Клятва Мелькора http://mith.ru/pp) Арвестер. «После Пламени» Альвдис: роман и его язык (http://www.mith.ru/cgi-bin/yabb2/YaBB.pl?board=pp;action=display;num=113 6904494) Берен Белгарион (О. Брилева). По ту сторону рассвета. М., 2002. Вальрасиан. Встреча (http://eressea.ru/library/library/elgameet.shtml) Вальрасиан и Петр из Вероны. Книга хроник Арды (http://eressea.ru/library/library/kha/index.shtml) Гарет. Второй разговор с читателем (http://eressea.ru/library/enter/cabinet/talk02.shtml) Еськов К. Последний кольценосец. М., 1999. Иллет (Н. Некрасова). Великая Игра. М., 2005. Лора Провансаль. Ab surdo (http://eressea.ru/library/library/absurdo.shtml) Миримэ. Повесть о каменном хлебе (eressea.ru/library/library/stonbrea.shtml) Нион и Ива Моррерантэ. Атрабет Финрод ар Саурон (http://eressea.ru/library/library/afas.shtml) Хроника деяний эльдар и атани (http://www.kulichki.com/tolkien/kaminzal/chron/hronika.html) Перумов Н. Кольцо Тьмы. СПб, 1994. Скади. Лэ о Лэйтиан. С.О.Рокдевятый. Земная судьба Черной Книги (http://eressea.ru/tavern7/006-0003.shtml) Тайэрэ. Отражение Х (http://eressea.ru/library/library/k&n/sme_i.shtml) Эйлиан. Кот диктует про Валар мемуар (http://eressea.ru/library/public/eilian1.shtml) Эйлиан. Незамужняя (http://eressea.ru/library/library/eilian/nonmarry.shtml) Эйлиан. Хроники Дома Финарфина (http://eressea.ru/library/library/eilian/index1.shtml) Элхэ Ниэннах. Черная Книга Арды (первая редакция: Ниэннах, Иллет. Черная Книга Арды. М., 1995 (http://oceansoul.narod.ru/fantasy/Arda/arda.htm); вторая редакция: Н. Васильева. Черная Книга Арды. М., 2000; третья редакция: Элхэ Ниэннах «Черная Книга Арды» (http://elhe.ru/prosa.html ))
|
« Изменён в : февраля 24th, 2008, 2:20pm пользователем: alwdis » |
Зарегистрирован |
|
|
|
Ari
Гость
|
хорошая тема . А в каких ситуациях нельзя упоминать ЧКА? У нас такого нету!
|
|
Зарегистрирован |
|
|
|
Holger
Гость
|
Настоящее квалифицированное исследование. По-моему, лучше и бть не может. Арда -- созданная реальность, у которой есть своя культура.
|
|
Зарегистрирован |
|
|
|
helghi
Гость
|
Мощно! Особенно контекст впечатляет - Манас, олонхо и прочие квэнты По-моему, потеряна ссылка: что за работа "Василевич" - в списке литературы ее нет. Где это будет публиковаться помимо "здесь"? Это ж обязательно надо!
|
« Изменён в : июня 3rd, 2006, 6:44am пользователем: helghi » |
Зарегистрирован |
|
|
|
Holger
Гость
|
Мне кажется, что здесь сталкиваются два разных подхода. На Арде-на-Куличках в основном представлен "внешний" взгляд на мир Толкиена -- взгляд стороннего наблюдателя. А Альвдис предлагает взглянуть на мир Толкиена изнутри -- то есть через собственную идентификацию с ним. И мне кажется, фактологически оба подхода равноправны, а эмоционально выигрывает именно подход Альвдис.
|
« Изменён в : июня 3rd, 2006, 6:11pm пользователем: holger » |
Зарегистрирован |
|
|
|
Holger
Гость
|
Ну в-1-х, я знаю, что есть на АнК -- и обращаю внимание на то, что в последние 3-4 года там появлялись в подавляющем большинстве тексты, посвященные именно "академическому", отстраненному восприятию Арды (то самое "изучение Толкиена так же, как изучают Пушкина", по Макавити). Конечно, это очень позитивная тенденция, потому что она означает признание книг Толкиена "академической" филологией, но... эффект "непосредственной" идентификации с Ардой при этом полностью теряется. В-2-х, восприятие Арды построено в первую очередь на ее эмоциональном переживании, а уже во вторую -- на изучении ее фактологии.
|
|
Зарегистрирован |
|
|
|
Garet
Гость
|
Добрый день. Альвдис, во-первых - спасибо. Статья совершенно очаровательная. Люблю систематизации. Во-вторых, два замечания - техническое и идеологическое: 1. Встретив в статье текст "в статье «КАКОЙ» Гарет упоминает", я впечатлился. Впрочем, о том, что "Разговоры с читателем" к жанру статей я не отношу, я уже говорил. Переименовала бы ты статью в "текст". Это будет точнее. 2. ИМХО, твоей статье не хватает вводной в которой прописано а) существование нескольких культурных уровней толкиенистской субкультуры - чистый эпос; зафиксированный культурный комплекс, выполняющий функции эпоса (как образ Гражданской войны по "Чапаеву" и "Неуловимым мстителям" в советской культуре); фольклор (пересекающийся с эпосом, но не тождественный ему - те же игровые байки в эпос явно не входят, а в фольклор - входят...) б) тот факт, что в разных субсоциальных ролях (сам придумал Но как-то надо называть роль в субсоциуме) отдельно взятый толкиенист может использовать любой из этих уровней в) указание того, что ты берешь именно слой чистого эпоса ("мифология для Англии, ставшая мифологией для России" ) И тогда бы претензии к твоей статье не возникли. В эпической роли (то, что называется "дивностью" мне действительно не интересно, в какой точке пространства и времени находилса Дориат и как была построена экономика Нарготронда. Честное слово, когда творчество (псиателя, певца, мастеров игры) переносит меня в Арду, когда я до какой-то степени чувствую себя Дирхавалем или Садором, интересоваться таким деталями - все равно что в театре на спектакле по любимой пьесе старательно выглядывать, сделан ли театральный занавес из бархата или из вельвета... Но эта эпическая роль обычно локализована во времени - игрой, посиделками в теплой компании, квартирником. А когда этот период проходит - можно будет и экономку Нарготронда пообсуждать, и над собой постебаться (а по квенте я - сын энта и мумака... Дерево Ба-о-баб из дальнего Захарадья). Но все равно спасибо. Другие слои фэнломской культуры хотя бы как-то исследовали, а вот дивную, эпическую, мифологическу - можно сказать, что и нет - а она очень сильно влияет на все другие слои.
|
|
Зарегистрирован |
|
|
|
Альвдис Н. Рутиэн
Гость
|
Так. Понаписали вы дня за два - много эмоционального и мало информативного. На всякий случай напоминаю, что неконструктивные, неаргументированные сообщения на этом форуме удаляются, без разницы, написаны они моим другом или наоборот, про мои работы или про любую другую статью. Злостное нарушение пункта 2 правил ("уважай других" ) приводит к бану, увы... в июня 2nd, 2006, 11:44pm, Ari написал:хорошая тема . А в каких ситуациях нельзя упоминать ЧКА? У нас такого нету! |
| Лет десять назад ее (тогда еще - "Черные хроники" ) лучше было вообще не упоминать Гарет, тебе. За отлов ляпы - спасиб, исправлю, но это уже при перегрузке на сайт. Что касается вводной. Проблема в том, что эта статья написана по сугубо эпосоведческим делам. Была бы она на конференцию по постфольклору - ей нельзя было бы без такого введения, о котором ты говоришь. Да они и вообще была бы другой. Ее действительно надо "переводить" для фэндома. Хотя... почитав волну насмешек, выдаваемых за критику, я понимаю, что _не_ надо. РЕбята всё равно не поймут разницу между эпической средой и текстом эпоса. Не видят слова "заменяет"... (Но это я уже вдаряюсь в запрещенные неконструктированные эмоции). Теперь насчет места эпической среды в субкультуре. Чистого эпоса у нас ВООБЩЕ нет, и быть не может. Есть ТОЛЬКО эпическая среда. Фольклор - ага, причем в чистом виде постфольклорный, то ись анекдоты и песни, теряющие авторов (сейчас,с развитием Интернета, потеря автора при распространении песни менее распространена). Байки с игр - да, годами ходят и подробностями обрастают. Есть "ученая толкинистика" - это Кинн и иже. Есть глюколовство междумирское, хотя я не знаю, насколько оно распространено СЕЙЧАС. В прошлом тысячелетии - выше крыши. И есть огромное число толкинуто-ролевушных, толкинуто-поттеристских и т.д. тусовок. То ись гигиантская периферия, составляющая абы не основную часть тусовки. При том, что собственно толкинисты (кого бы этим словом ни называть, хоть меня и иже, хоть Кинн и иже) к тусовке относятся негативно, о чем тыщу раз в статЕях написано. Что я упустила? ПС Хотя вопрос адресован Гарету, это не значит, что отвечать имеет право только он
|
« Изменён в : июня 5th, 2006, 7:07pm пользователем: alwdis » |
Зарегистрирован |
|
|
|
helghi
Гость
|
Альвдис, реальный аргумент был один: "Я сам не видел, значит, этого нет". Австралию тоже многие не видели - она по этой причине не существует? А критики... Вроде серьезные люди - а везде видят в первую очередь ложь. Почему я туда полезла - тоже сделала ошибку: мнение Кинн приняла за общее. А ведь там тоже эффект массового гипноза, как и много где. Короче, источники материала для статьи можно (если нужно) обозначить более четко - кто угодно из читателей - не-толкинистов нарвеняка захочет взглянуть на них сам.
|
|
Зарегистрирован |
|
|
|
Альвдис Н. Рутиэн
Гость
|
Источников у мя - несколько сотен человек за десять с лишним лет. Мало? Да, разумеется, это не ВЕСЬ фэндом. Но скажи мне, как кэфэЭн кэфэЭну: разве в традиционном обществе эпос в равной мере интересен ВСЕМ? РАзве эпическая среда - это 100% населения? Сколь мне известно, нет. Поэтому аргумент у критиков другой, на самом-то деле: я НЕ ХОЧУ этого видеть - ergo этого нету. Да, а публиковаться бу тут: http://www.mith.ru/cgi-bin/yabb2/YaBB.pl?board=conf;action=display;num=1 140619059 Может, еще версию для "Человека" сварганю. Впихну туда то, что не влезло в объем. Сетевые ролевки, в частности. "Алпамыш", понимаешь ли, однажды якобы пели полгода, "МАхабхарату" быстрее, чем за 4 месяца не исполнить - мы чем хуже?!
|
« Изменён в : июня 5th, 2006, 7:53pm пользователем: alwdis » |
Зарегистрирован |
|
|
|
Holger
Гость
|
Мне кажется -- текст квалифицированный именно потому что он пытается взглянуть на культуру фэндома как на воссоздание культуры Арды, а не просто как "срез" "обычной" культуры.
|
|
Зарегистрирован |
|
|
|
Garet
Гость
|
Альвдис, ответить - отвечу. Но не сейчас. Задача на классификации с моим латентным перфекционизмом решаются ой как долго...
|
|
Зарегистрирован |
|
|
|
Allor
Гость
|
Ага, помню лекцию на этом Зиланте. Мне особенно понравился тезис о неизбежном в контесте эпического расклада снижении пафоса в противовес общеэпической возвышенности Тенденция работает четко...
|
|
Зарегистрирован |
|
|
|
Альвдис Н. Рутиэн
Гость
|
|
Re: Толкинистские тексты - заменяют собой эпос
« Ответить #13 В: августа 30th, 2009, 2:46am » |
Цитировать Править
Удалить
|
Вот хороший пример текста, о которых речь в статье. Да и текст мне душу греет, так что пусть сидит тут как классический пример. Автор Лливрин (http://ilivrin.ya.ru/replies.xml?item_no=668&ncrnd=9437) Мы пойдем! Не говори ничего. Давай так. Просто посидим в тишине. Просто вспомним. В последний раз. Отец… Твой огонь сжег всех нас. Нет, я не обвиняю тебя. Не имею права. Ты не заставлял меня следовать за собой. Я выбрал сам. Мы выбрали все. Помнишь, брат, Финрод говорил об Искажении. Мы и есть дети Искажения. Из твоих песен помнят лишь плачи. Из творений Куруфина – только мечи. Я совсем потерял способность творить. Да, мы не правы. Но отступить сейчас значит сделать бессмысленной смерть наших братьев. Значит сделать бессмысленной смерть телери Альквалондэ. А Дориат? Гавани? Кровь. Столько крови. Зря? Зря. Нам придется попытаться. Да, нам не удержать камней. Но мы не имеем права нарушить Слово. Каждый из нас, потомков Финвэ, следовал Слову. Это были разные Слова: Честь, Дружба, Верность… Месть. Но итог… Итог один для всех. Смерть. Да, Владыка Судеб был прав. Да и как он мог быть не прав? Но все же наши родичи умирали, зная, что они правы тоже. Мы же лишены и этого утешения. Помнишь глаза Келегорма? Тогда, в Дориате? Помнишь близнецов в Гаванях? Ты помнишь меня в Альквалондэ? Мы пойдем! Надеюсь, когда-нибудь кто-то, у кого будет выбор, вспомнит о нас и выберет правильно. Мы уже выбрали и пойдем до конца. Нам пора…
|
|
Зарегистрирован |
|
|
|
|