Liss
Гость
|
Тихий гул. Ночной шум. Далёкий. Еле слышный. Невесомый.
Гудение. Звон. Где-то вдалеке, на небе. Повсюду. Там за поворотом, под колесами поезда. Под небом. На земле. В купе. Под одеялом.
А за окном дождь. Холодный. Тихий. Маленький. Застенчивый, как ребёнок. И капли на окне. Маленькие, прозрачные. Растекаются по окну от ветра, как будто убегают, стекают вниз, вниз и вниз. И вниз. В темноту за окном. В ночь. Под небом.
00:40Вот фонарь. Яркий свет. Свет. Дождь. Ночь.
Но фонарь. На окне. Капли.
Свет. Фонарь. И металл. За окном.
Свет. Дождь. Ночь.
Тишина. Темнота. Я не сплю.
Я одна. Мне тепло. Только я.
01:23 Я засыпаю. Медленно, плавно, осторожно. Как будто поднимаюсь вверх по крутой винтовой лестнице. Я растворяюсь, пропадаю, растекаюсь. Становлюсь воздушной, прозрачной и лёгкой. В покачивании из стороны в строну, в этом бесконечном движении вперёд. В темноте. В ночь. Под дождём. За окном.
01:43 Свет. Дождь. Ночь. И тепло.
Свет. Дождь. Ночь. И фонарь.
Яркий свет. В тишине. За окном.
Темнота. Свет. Дождь. Ночь.
Столб. Каркас. И вагон. В тамбуре. Яркий свет.
Темнота. Но луна. Для меня.
02:24 И вот я уже заполняю собой весь вагон. Он – это я. Мы куда-то движемся вместе, он ведёт меня, слегка раскачивая на ходу. Мне тепло, особенно греет щёки, как будто кто-то держит на них теплые ладони. И, может быть, это ты?
Ты моя мечта, самая прекрасная мечта. Самая светлая и тёплая, наверное, такая же, как цветы на картинах Моне. Ты греешь меня внутри так же, как чьи-то ладони мои щёки.
Новая песня читать ПРО Себя!!! Что-то есть во всём. Что-то, что не написать синими чернилами или серым грифелем. Только красками, как Моне. Наверное, всё не так уж плохо, если можно сравнить эту жизнь с картинами Моне. Они так же прозрачны, размыты и невесомы, как память, вечная человеческая память - картины в твоей голове. Твоё бессмертие. Твоя вселенная.
Светлые и радостные напомнят девушку с зонтиком, кувшинки и облака в пруду.
Остальные, может быть, картины Гойи.
Только серых и невзрачных почему-то не будет. Их не запомнишь, не сохранишь – они ускользают, как вода серая и бесформенная.
И люди тоже ускользают. Нет. Они не серые и бесформенные. Нет, но ускользают, как вода. Каждый в отдельности идёт своей дорогой. Некоторые пересекаются, некоторые идут параллельно, двигаясь в одинаковом или противоположном направлении, но дело в том, что некоторые остаются там, где нас уже нет, куда мы уже никогда не вернёмся. А с нами идут те, на которых раньше мы и внимания не обращали. Такие разные. Их так немного. Они приобрели важность, значимость только из-за направления или из-за того места, откуда все пришли сюда?
Куда всё время мы идём? Куда спешим? Друг к другу? К другим людям? Зачем?
Почему мы не сморим на проходящих мимо? Почему в этом потоке все вместе мы серые и бесформенные, размытые и текучие в неизвестном направлении?
Почему люди не могут, не любят, не умеют ждать? Потому что жизнь короткая? Потому что все мы умрём?
Ну и что?
Ведь в этом что-то есть. Какой-то трагизм, как в разбитой и потерянной мечте, самой прекрасной и светлой.
Обещай мне, что я тебя не потеряю.
Обещай. Ведь я так люблю тебя. Обещай мне.
Это как ускользающая красота. Красота повсюду, красота в незаметном. Она ускользает от всех, но остаётся на картинах художника. На этом портрете она всегда будет такой. С красивой жемчужной серёжкой. И в этом мгновенье, когда солнце на небе выглянуло, наверное, из-за тучи и ввалилось в распахнутое окно, его свет словил перламутр и художник. В этом солнце, жемчуге, мазке, белилах, собравших вместе, в одной комнате давным-давно в одном мгновенье – в нём - вечность.
Хотя пусть. Бог с ней. ОНА же вечна, была и будет. А мы вот ускользаем куда-то. Как вода, как воспоминания, как время.
Почему мы иногда говорим на таких разных языках? Почему не понимаем и иногда даже не пытаемся?
Почему так просто задавать вопросы, на которые ответов нет и не предполагается?
Это как люди на картинах, которые смотрят куда-то, в небо.
Есть одна у Рериха-старшего. На небе падает звезда, у огня сидит человек. От звезды белый силуэт, от человека чёрный. И чёрный смотрит на белую. Практически геометрия, только в красках, и много, очень много очень разные люди могут вложить в эти силуэты-символы.
Сколько, вообще, можно спрятать за символом?
Если бы её попросили изобразить её жизнь, она бы нарисовала серое пятно, расплывчатое, размазанное и – серое.
А я?
Пятно? Квадрат? Цветок?
Нет. Не знаю. Может, звёздное небо.
Какую-то часть; ту, что я видела, а она не так уж велика по сравнению с целым небом.
Был один мальчик-математик. Он хотел выучить всю математику, хотя сам же говорил, что это невозможно.
Странный мальчик.
Мне бы и в голову не пришло изучать всю математику.
У меня звёзды, у него математика.
Мы оба странные, наверное, мы все странные.
Или нормальные.
Странно всё это. Живёшь себе живёшь, а время всё идёт куда-то, и рядом живут другие, едут сквозь эту темень в вагоне, живут под большими фонарями, остаются позади, дожидаются где-то.
Эта мысль понравилась бы Толстому, в плане глобальности, «канвы», сотканной историей из тысяч нитей. Хотя о чём я? Его половина не читала, а другая почитала со скрипом и забыла …и орехи, и яблоки, и варенье и мёд…
Зачем всё это? Дети? Любовь? Самосовершенствование?
Кто дал право судить, что совершенно? Значит нас всех, негласно, признали несовершенными, а дальше, прозрев, мы будем видеть новый свет. Звучит знакомо? Тысячу раз?
И мне тоже вот. И все учат, и имеют своё мнение. И добиваются целей, и всё пропадает, и исчезает, и опускается, опускается, опускается на дно Леты, как эти капли на стекле: вниз, вниз и вниз.
А нужно ли совершенство? Каждый неповторим, уникален.
Что было бы если бы кругом жили бы только мои отражения, или твои, или наши?
Как мы бы тогда определяли совершенность? Только наше уродство делает нас уникальными. Но что мы называем уродством?
Ведь всё прекрасно, но незаметно, неуловимо,
И в красоте своей проходит мимо…
…идёт в красе своей, как ночь проходит мимо…Байрон, кажется…
Что вот интересно имел в виду? Почему её сравнили с ночью? И куда она идёт? Как ночь.
Сквозь ночь. Куда я иду? Что там впереди? Кто там впереди?
Новые люди, города, дороги, остановки, станции метро, площади, проспекты, бульвары, каштаны, фонари, фары и огни в темноте. На облаках, крышах, окнах, над городом. Куда всё это?
Куда все идут? Бегут в толпе? Не успевают? Опаздывают? Жизнь такая короткая?
Ну и что?
В солнечных очках с отражающими стеклами, а в них. Что? Я, те, кто бегут передо мной, за мной, рядом со мной. В костюмах, с галстуками, ветровках, футболках, кепках, тоже в очках, с наушниками на шее.
И у каждого своя музыка в голове, наверное. Даже у тех, что без наушников. Свои мысли, дети, родители, лестницы, двери, форточки, крыши.
Каждый на своём ванильном небе. Придуманном, отражённом, сияющем, незаметном.
Хочется сбежать из этой толпы. Куда? Неважно.
Хочется оттолкнуться от земли и взлететь. Медленно. Выронив часть мыслей, пакетов, сумок, ботинок.
Медленно оттолкнуться и полететь. Закрыть глаза. Поднять голову, а потом открыть глаза и увидеть своё ванильное небо и улыбнуться ему. Даже не так, растянуться в улыбке как масленичный кот.
И не слышать тысячи шагов и ботинок, и скрип тугих джинсов, и шарканье свободных. Не слышать вопли водителей, шум шин и тысяч машин. Не видеть свет светофоров.
Только какой-то гул. Неясный тихий, как колокольный, далёкий. Звон. Монотонный. Спокойный. Еле слышный. Над крышами и окнами с форточками. Где-то там. Под небом.
Как сейчас. Только это от колёс. Стук, стук. Стук, стук. И то ли движешься, то ли летишь, то ли просто засыпаешь в темноте, тепле, тишине.
Я счастлива? Не знаю. Наверное…
Нехорошее, неуверенное, зыбкое и туманное, как болото. Болотистое. Кислое. Всё равно, что молоко. Тебя спросят: чай, кофе? А ты – молоко. Тебя спросят: да, нет. А ты – наверное…
И жить нам вечно, и плыть нам вечно.
И снова вечность. Я тут, огни за окном, темнота в вагоне, спящие люди. Что им снится? Кувшинки или Гойя?
Снятся. Сны.
Пока ты спал…
А на утро они проснулись...
Сны. Растянутые, красивые, странные. Очень.
Вот вроде люди в этом вагоне все спят, и не шевелятся во сне. А в своих снах - во сне они могут ходить, разговаривать, плакать, смеяться, бегать, подпрыгивать, даже танцевать… Но только не шевелиться, не открывать глаза, иначе сон кончится, - и всё…
А что если мы все на самом деле спим? Где-то в другом месте? Что, если я однажды проснусь и пойму, что всё что я считала моей жизнью, лет так 20-30, лишь просто сон, часа так 2-3. И я сейчас только проснулась, и мне 18, и я не умерла, а просто открыла глаза? Страшно.
Может всем страшно, и все поэтому на своём ванильном небе, в своём сне? Прекрасном, сияющем, странном?
Хорошо бы проснуться как Алисе, на ферме в час после жаркого летнего полудня, и услышать, что тебя уже ждут пить чай. Мартовский заяц и шляпник, например.
Странное чувство. Чувствовать вообще очень странно. Я даже не знаю, как это описать, на что это похоже?
Например, когда ты утром просыпаешься и открываешь глаза.
На тебя обрушивается птичий щебет за окном, чьи-то голоса, свист чайника, звон чашек, гул дороги за домами, тепло подушки, одеяла, ощущения себя самого: затёкшей ноги или шеи, пальца, которому щёкотно или холодно. Не знаю. Странно. Об этом даже не думаешь, а ведь ты просто открыл глаза и даже не шевелился.
Самое странное ощущение – свет. Я просто теряюсь иногда. Вот солнечный, даже с закрытыми глазами ни с чем не спутаешь. Есть, который нравится и который раздражает. Который греет или, наоборот, режет. А вот, по сравнению с солнечным, звёздный - это понятие чуть не абстрактное, он есть. Если я скажу о нём меня поймут. И да, и нет. Но ведь все зовут его светом, а не чем-то другим, абстрактным.
Очень трудно заставить себя говорить. Труднее заставить себя молчать. Ещё труднее заставить себя думать. Но самое трудное - заставить себя чувствовать.
Это не моя мысль, но не важно, в моей голове она всё-таки есть.
Только люди не капуста. Нас или мы сами любим представлять себя такими сложными, одетыми в броню из капустных листьев этой самой сложности. Только вот мне правда кажется иногда, не всегда, что люди чем-то похожи совсем не капусту.
Когда идёшь в толпе и думаешь о чём-то своём, то мысли сотнями, тысячами как бы летают вокруг тебя, порхают в воздухе, может, как бабочки? И под этими бабочками - ты. Не костюм с галстуком или кепка с джинсами, а просто – ты. И это не твоё сердце, не её; не галстуки, не шпильки. That’s not the shape of my heart…
А просто ты, такой формы, какой ты есть, был и будешь всегда, потому что это ты – под бабочками, может, мотыльками?
Мотыльки. Бабочки. Бисер. Дети. Почему? Зачем на детских розовых футболках выгладывают бисером бабочек? Мотыльки, которые летят на огонь? Не про них.
Скоротечность. Символ. Бедные дети, они и не догадываются, как они скоротечны. Этот смысл жизни скоротечен?
Остаётся любовь. Что она? Где она? Love actually.
Не хочется называть её по имени. Каждый раз, ты как будто разрушаешь часть её, отщипываешь маленький кусочек, просто точечный. Поэтому просто Л с точкой. Л с точкой повсюду. Л с точкой всегда. Л с точкой везде. В этом вагоне, под этим небом, под одеялом, за окном, под тысячами бабочек и мотыльков, над огнями, под небом.
Не хочу говорить о ней. Кажется, это танцевать про архитектуру. Тоже не моя мысль.
Кто вот интересно поставил Микки Мауса на две задние ноги? Одел жёлтые ботинки, красные шорты и подтяжки с белыми пуговицами или кнопками? Почему не на передние?
Мышь в подтяжках – это светлая и, можно сказать, новаторская идея. Мне нравится. Особенно, когда он подпрыгивает за ярко-красным шариком, а шарик всё ускользает, ускользает, а потом и вовсе улетает под потолок, через форточку на улицу и вверх, вверх и вверх.
На что этот шарик похож? Что мы все ловим и никак не можем понять? Ведь это люди придумали надувные красные шарики.
И мыльные пузыри. Им свойственно лопаться в самый неподходящий момент. На что они похожи? На песочные замки? Совсем нет, но их сравнивают. Что из них легче сломать? Что дольше продержится?
Как я дошла до этого? Размышляю всерьёз про детские мультики, мышиные подтяжки, мыльные пузыри и песочные замки?
Может это то красивое слово, ностальгия? Я тоскую? По детству? А когда оно кончилось? Что будет дальше? Не знаю? а другие знают? Советуют? Или парят где-то там под розовыми облаками? А дети думают про детство? Я не помню.
Я точно помню, что всегда считала детей умнее взрослых. И ненавидела врачей. Я даже придумала неотрицаемый факт, доказывающий их отвратительность и бесполезность. Как-то он был связан с процессом лечения, но я не помню. Почему болит голова, а колют попу? Это моё, но не тот факт.
Я вот оттуда пришла. Из детства. Своего. Каждого. Которого не помню. Только какие-то ощущения, фразы, обрывочные, как сны на утро. Светлые сны.
Люди не помнят, откуда они. Ищут что-то. Гоняются за чем-то. Кем-то. Теряются. Пропадают. Идут навстречу. Проходят мимо. Меняются. Никогда не останавливаются по-настоящему, даже, когда стоят на месте - они продолжают следовать за чем-то, кем-то. Думать, переворачивать, возвращаться, кружить, стесняться, взрываться, покачивать головой и махать руками, даже плакать или улыбаться.
А что, если каждая секунда вечна? Что если есть тысяча и одна вселенная, в которой время отстаёт от предыдущей лишь на секунду? Так ни одна никогда не закончится. И мы вечно где-то смеёмся, радуемся, плачем. Получается, что мы вечно где-то. И это где-то сейчас. В этой секунде. В этой вселенной.
Как море. Вечно меняется, двигается, покачивается. Сияет. Сразу со звёзды и каким-то светом или сиянием. Сразу хочется поднять голову и увидеть её.
Почему люди сказали как-то про одиночество и холодный свет звёзд?
Наверное, у кого-то была депрессия.
А вот это растянутое, как будто звук зависает. Или как будто кто-то достаёт бумажную салфетку из картонной коробки.
Мы отсюда. Мы из этой вселенной. Все. Каждый. Вместе с детством и мотыльками. Мы вечны. И ада нет. Только тот, что внутри нас, а больше нет. Для него нет места. Под этими звёздами. В этой вселенной. И ещё в тысячи и одной в вечности. Это я знаю. И ада нет.
А ещё мне кажется, что когда-то очень давно в детстве я решила, что смысл всего этого в самом этом. Проще говоря, смысл жизни в самой жизни.
Другое дело, что в это понятие вкладывать. Но это не так просто как стаканы с границей воды посередине. Это не что-то совсем.
Говоря о жизни, хочется говорить о картинах, но не об абстрактном понятии, а о любимых, может фотографиях или рисунках? Даже самых странных, самых кривых и непонятных. Их так трудно повторить.
Они ведь уникальны?
А ещё о тех каракулях, которые можно нарисовать, разговаривая по телефону. Это тоже жизнь, мысли, время, настроение, человек.
Хочется говорить о пыли, осенних листьях, тротуарных плитках, солнце, о музыке.
Хочется вспоминать мультики, дни рождения, праздники, поминки, книги, блокноты и записные книжки.
Жизнь как чудо – это смысл. Когда утром ты открываешь глаза, и она обрушивается на тебя, накрывает с головой настолько, что ты ужё не мыслишь себя без неё. Ты просто часть её, которая открывает глаза.
Жизнь - бесценный дар, но иногда мы ведём себя так, как будто есть что-то большее.
Вселенная?
Маленький принц. Экзюпери.
А ещё смех и улыбки, и чай с мятой, и кофе с корицей, и шоколад, и мороженое, и мыльные пузыри, и ванильное небо, и Моне, и сухие осенние листья, и солнце, и тени, и огни, и звёзды, и тысяча и одна сказка, и …
|
|
 Зарегистрирован |
|
|
|
Главная
Помощь
Поиск
Участники
Вход
Регистрация
Ответить
Уведомлять
Послать Тему
Печатать
Автор
Цитировать
Править
Удалить