Форум портала «Миф»


    
      
        Форум портала «Миф»
        (http://www.mith.ru/cgi-bin/yabb2/YaBB.pl)
      

        Научный форум >> Мифология >> У богов на КОЛЕНЯХ
        
(Message started by: Альвдис Н. Рутиэн на ноября 10^th, 2005, 5:09pm)

Заголовок: У богов на КОЛЕНЯХ
Прислано пользователем Альвдис Н. Рутиэн на ноября 10^th, 2005, 5:09pm

http://deja-vu4.narod.ru/Knees.html

Онианс Р. На коленях богов. М.: "Прогресс-Традиция", 1999, с. 183-191; 296-299

Коленям греки приписывали святость, хотя этот факт почти не обращал на себя внимание исследователей и не получил должного объяснения. Умоляющие обычно обнимают колени и взывают к ним (Il. IX 451, XI 608, XVIII 457, ср. γουνάζομαι). Выпрашивая милость Зевса в обмен на оказанную ему некогда услугу, Фетида садится перед восседающим на престоле громовержцем, «обхватывает его колени левой рукой, а правой касается подбородка» (Il. I 500 cл.). Высказывалось предположение, что «этот жест может символизировать последнюю попытку павшего обезоруженного воина, которому остается только обхватить колени противника, стеснив его движения, и отвернуть прочь лицо врага, чтобы помешать ему нанести добивающий удар и таким образом выиграть время для мольбы о пощаде» (Лиф). Если бы символика этой сцены действительно основывалась на действиях «павшего обезоруженного воина», над которым стоит или на которого набрасывается торжествующий враг, раненый оказался бы чрезвычайно проворным и длинноруким, раз ему удалось одновременно обхватить и подбородок, и колени противника, ноги которого почему-то представляют большую угрозу, чем руки. На самом деле ни здесь, ни в другом месте мы не находим ни намека на попытку отвратить лицо собеседника, а ноги (в данном случае сидящего Зевса, ср. Оd. Х 481 cл.) не нуждались даже в символическом удерживании. Гера сообщает лишь, что Фетида «целовала колени Зевса и касалась рукой его подбородка» (Il. VIII 371,

184

ср. Оd. XIV 279). Гектор, лежaщий на земле и умирающий от раны в шею, нанесенной ему Ахиллом, говорит: «Заклинаю тебя твоей псюхе, твоими коленями и твоими родителями, не отдавай мое тело на растерзание псам» (Il. XXII 338 cл., ср. XXII 345). Эта фраза показывает, какое значение приписывалось коленям, к какому кругу представлений они относятся. Обхватыва- ние коленей оказывается дополнительным жестом, как обхватывание подбородка при взывании к голове (Hom. Hymn. Ven. 27).

Без привлечения греческого материала уже было сделано наблюдение, что в индоевропейских языках название коленей (ирл. glun, лат. genu, греч. γόνυ и т.д.) оказывается родственным с термином, означающим «род, поколение», и часто смешивается с ним. Предпринимались многие противоречивые и неудовлетворительные попытки объяснить этот феномен: утверждалось, к примеру, что семья изображается в виде человеческого тела, и потому часть ее — это колено, или же γόνυ именуются узлы травы (несомненно, вторичное, переносное значение), и отсюда идея ветви рода и членов семьи, упоминался и тот факт, что мать становится на колени в момент родов Мерингер также утверждает, что выступы и углы являлись символами власти, и потому у Гомера
просители обнимают колени, стараясь воздействовать на вместилище разума и чувства. Не осталась без внимания и распространенная традиция, согласно которой жена рожает на колени мужа или же ребенка кладут на колени родного или приемного отца в обряде адопции, то есть приема в семью. Однако эти обычаи не могут служить объяснением, поскольку они сами нуждаются в истолковании. Я бы скорее предположил, что они, как и второе значение слова «колено», свидетельствуют о том, что эта часть тела считалась вместилищем отцовства, жизни и порождающей силы, сколь бы это ни казалось нам странным. Профессор Мейе объясняет термин genuinus как «признанный отцом

185

в качестве своего собственного», «принятый на колени» (genua). Это объяснение
вполне может оказаться правильным, но далее профессор утверждает, что общий корень слов genus, γίγνομαι, γένος имеет значение «знать», «узнавать» и отсюда-де «признавать в качестве члена семьи». Предположение Мейе, будто это признание являлось «чисто юридической идеей» (каким образом сохранился термин, принадлежавший к столь узкой области, и почему не осталось ни следа от этого значения?), а также нежелание признать связь с физическим процессом порождения, заводят профессора чересчур далеко от истины. Следовало бы привлечь известные нам значения gigno, genius, genialis, genitalis и греческие слова, родственные γόνυ — γείνομαι, γίγνομαι, γονεύς, γόνος, γονή, γονάρ («матка» на лаконском диалекте). Более того, Мейе даже не затрагивает вопрос о том, почему к подбородку применялся тот же эпитет genuinus и γένυς, и почему именно колени оказались той частью тела, которая предполагает отцовство. Не обратил профессор внимания и на другие явления, о которых пойдет речь в этой главе.

Еврипид именует колени «порождающими членами» (γόνιμα μέλεα, Еl. 1208-1215, ср. Тr. 1305-1307). Луцилий обозначает колени словом genus, а форму среднего рода genu, по-видимому, сохраняет для половых членов (162, 534 Маrх). Вероятно, у хеттов слово, означавшее «колено», также относилось и к половому органу. Это слово синонимично testes (яички). Сравни penu, penus с генитивами penus, penoris, peneris. Даже у ассирийцев и вавилонян, чей язык и раса совершенно чужды грекам, слово birku означало и колено, и мужской половой член. Русское слово «колено» (польское kolano) обозначает как «колено», так и «род, поколение»; те же ассоциации мы находим в лапландском, финском и других финно-угорских языках. Так, финское polvi означает и «колено», и «поколение», и с этим можно соотнести древнее финское поверье, согласно которому космическое яйцо было создано на коленях матери-океана Ильматар, а затем она выбросила его из волн (Калевала, Песнь I), по одной из версий, на колени своего сына Вяйнямейнена (первая редакция Калевалы). Вероятно, для древних финнов колени были источником порождения, поскольку в другом контексте Калевалы Укко, бог небес, рождает дев-туч следующим образом:

186
Укко, создатель небес
Крепко потер руки,
С силой сжал коленную чашечку,
И появились прелестные девы. (Песнь IX)

Таким же способом (потирая стручок о колено) девушка создает белку, куницу и пчелу.
Вероятно, ключ ко всей загадке можно отыскать в цитировавшихся ранее словах Гесиода о женщинах, которые становятся посреди лета ненасытными, в то время как мужчины бессильны, поскольку Сириус сушит их головы и колени, и их плоть истреблена жарой. Алкей, давая такое же объяснение, упоминает лишь голову и колени. Это означает, что жидкое содержимое сустава, подлинное назначение которого не было известно, связывалось со спинномозговой жидкостью, источником жизни, и предполагалось, что в нем также присутствует семя. Гесиод предполагает, что обоим полам не хватает этой жидкости в пору засухи. Строение коленной чашечки, напоминающей сосуд, могло также повлиять на данную идею. Коленная чашечка — самый крупный сустав тела, ее полость выстлана синовиальной мембраной, выделяющей жидкость, и может содержать также жир или «костный мозг», который, по представлениям древних, подобно спинному мозгу, «таял» и превращался в жидкость.

Мы видели, что миф о рождении ребенка из головы Зевса (cм. Голова) объясняется поверьем, согласно которому в голове содержится семя (представление о коленях как источнике роста может быть связано с появлением отростков из «колен» растений; ср. Рlin. NН XVII 21, 152 cл.). В фольклоре Закинфа сохранился чрезвычайно интересный вариант этого мифа. Примерно семьдесят лет тому назад была записана сказка о великом царе, который во имя добродетели отказался от брачной жизни, но мечтал иметь детей. Однажды, когда он сидел и плакал, «явился ему ангел и запретил плакать, сказав, что у него будет ребенок из его ἀτσα (ἀτσα — редкое диалектное слово, означающее часть ноги; Шмид переводит его Wade, т.е. «лодыжка»).

187
Вскоре нога царя разбухла, и однажды на охоте он проткнул ее шипом. Тут же из его ἀτσα выскочила прекрасная девушка в полном вооружении, со шлемом на голове и копьем в руке». Эту повесть можно объяснить лишь поверьем, что в колене находилось семя жизни, которое, согласно представлениям древних греков, заключалось также и в голове. Не только у греков и прочих индоевропейцев, но и у семитов и иных народов колено ассоциировалось с порождением. Мне попалась на глаза легенда массаев, начинавшаяся словами: «Жил-был старик, который не имел жены и жил один в своей хижине. Однажды он уснул, а когда утром проснулся, увидел, что его колено (gungu) сильно распухло. Некому было осмотреть его колено, и потому старик решил, что это большой нарыв, но через шесть месяцев он спросил себя, почему нарыв никак не созреет, чтобы он мог прорвать его. Прождав еще два месяца и увидев, что нарыв по-прежнему не созревает, старик взял нож и сказал: «Я надрежу его, даже если от этого умру». И он прорвал нарыв, и оттуда вышло двое детей. Старик подхватил их, принес в хижину и там кормил, пока они не выросли. Он велел им оставаться у двери, пока он искал пищу, и не открывать дверь людям, которых они не знают. Возвращаясь домой, старик пел: «Он стал мягким и не прорвался, дети моего колена. Скорее, дорогие, откройте мне». Тогда дети открывали дверь, старик входил и давал им пищу».

Постоянная ассоциация коленей с порождением объясняет не только сходство слов, означающих «колени» и «род», и упомянутые выше обычаи родов и усыновления, но также широко распространенное поверье, согласно которому злой человек, сплетая пальцы, мог воспрепятствовать родам, в особенности если он сжимал свои пальцы вокруг одного или обоих колен (см. Plin. NH XXVIII 6, 59 cл.; Оvid. Меt:. IX 298-311 (Илифия и Алкмена)).

Колени, как и голова, оказываются источником жизни. У Гомера они чрезвычайно часто упоминаются в качестве вместилища жизненной силы (напр. Il. IV 313 слл., XIX 354). Вместо «пока я жив» герои говорят: «пока я среди живущих, и мои колени движутся (ὀρώρη))» (Il. XXII 388, IX 610, Х 90, XI

188
477, Od. XVIII 133). Убить врага означает «ослабить его колени» (Il. V 176, XV 291, XXI 498 и т.д.). У римлян мы находим не только сходное с греческим слово genu, но и похожие представления. Взывая, они «обхватывали» или «потирали» (fricare) колени человека, к которому они обращались (ср. Рlaut. Asin. 670-678), или же издали простирали к ним руки (см. у Тацита: сенаторы, заклиная Тиберия принять власть, простирают руки к богам, к изображению Августа и к коленям самого Тиберия (Аnn. I 1)). При молитве руки с открытыми ладонями точно так же протягивали к небесам или же к изображениям богов. Я полагаю, что прикосновение к коленям соответствовало столь частым словесным заклинаниям гения (включая, вероятно, genua incerate deorum (покрывать воском колени богов, Iuv. Х 55)). С выражением «заклинаю тебя твоим гением» (Plaut. Capt. 977, ср. Нor. Epist. I 7, 94; Тib. III 11, 8; Sen. Epist. 12, 2) можно сопоставить «заклинаю тебя твоими коленями» (Рlaut. Curc. 630, Роеn. 1387-1397) и т.д. Душа-жизнь, участвовавшая в порождении, в Италии, как и в Греции, имела связь с коленями. Взывая о помощи, человек обнимал колени или «заклинал» гения (Рrор. IV (V) 8, 69). Апулей рассуждает: «Молитвы, в которых призывают гения и колени (genium et genua), как я полагаю, свидетельствуют о связи и единстве нашей природы, поскольку под этими двумя названиями подразумевается тело и дух, их соединение, из которого мы состоим» (Deo Socr. XV 152)5. Плиний Старший отмечает, что «различные народы почитают святость коленей. Их обнимают умоляющие, к ним простирают они руки, почитая их, словно алтари, вероятно, потому, что в коленях заключена жизненность (vitalitas), ибо в суставах обоих коленей, и правого, и левого, есть спереди надутая полость (буквально «пустота щек»), при прободении которой, как при протыкании горла, дух отлетает» (NH XI 45, 250). И наконец, возвращаясь к Гомеру, мы можем припомнить, какие знаки открыли ясновидцу Феоклимену близость смерти: «ваши головы и лица и ниже ваши колени окутаны тьмой» (то есть облаком, туманом, Оd. XX 351 cл.). Прорицатель имеет в виду именно головы и колени, а не «все тело с ног до головы», как это зачастую интерпретируется (Амайз, Хентце и Кауэр, Монро), — Гомер использовал другие выражения, если говорил о всем теле6. «Тьма», вероятно, связана с туманом, помрачающим глаза при потере сознания, уходе псюхе (ср. «на очи пролилась тьма», II. V 696), сопровождающимся слабостью в коленках.

189
Считалось, что семя из головы выходит в виде спинно-мозговой жидкости. Жидкость в коленной чашечке, естественно, ассоциировалась с костным мозгом бедренной кости, частью которой считались колени. Бедренная кость - самая крупная в теле, и ее латинское название femur (femoris или femen (feminis, по-видимому, означает «то, что порождает» (корень fe-: fetus, fecundus, femina). Легенда о Дионисе, рожденном из бедра (μηρός) Зевса имеет, скорее всего, те же корни, что и рождение Афины из головы отца; сравни индуистские мифы о рождении Аурвы из левого бедра его матери Вамору и Нишады из левого бедра принца Вены, а также изложенную в старинной французской поэме легенду о том, что св. Анна, мать девы Марии, родилась из колена своего отца, когда тот порезался ножом. Сравни также увечье Адониса (например, Бион I 7 cл.), владетеля Грааля, и многие сюжеты «Смерти Артура». У древних евреев бедра были источником порождения. Пирамида одного из египетских фараонов сообщает, что он «родился из обоих бедер Девяти Богов». Другие доказательства того, что греки и египтяне верили, будто бедро является источником жизни, удобнее обсудить ниже.

Герои Гомера бьют себя по бедру, выражая определенные эмоции (как и древние евреи, Иер. 31, 19; Иез. 21, 12), но очевидно, что речь идет не о чисто инстинктивном жесте, но о стоящей за ним определенной идее. В разгар сражения человек, стоявший посреди врагов и во всеоружии, ударял себя обеими руками по обоим бедрам (Гомер неизменно использует формы дуалиса: (Оd. XIII 197 слл., Il. XV 113, 397, XII 162, Нуmn. Cer. 245). Это не «невозможно», как утверждает схолиаст, но достаточно трудно. Во всех случаях речь идет не об удивлении или легкомысленном жесте, но о тревоге или печали (Il. XII 162, XV 113, 397, XVI 125, Оd. XIII 198, Нуmn. Сеr. 245). В других ситуациях человек, ударяющий самого себя, неизменно выбирает ту часть тела,

190
где скрывается важная для него в этом случае сила, а когда Алфея в горести взывает к подземным силам, она бьет кулаками по земле (Il. IX 568 слл, ср. Stat. Theb. I 54 cл., Val. Flасс. VII 312 слл. и т.д.). В грудь человек бил себя, взывая к сознательному «Я», тюмос и его органам. Когда «тюмос обеспокоился в его груди, Одиссей ударил себя в грудь и сказал своему сердцу: «Сердце, терпи» (Оd. XX 9 ел., ср. Il. XVIII 31, 51). Этим же в подобных случаях объясняются и прикосновение к голове. Мы объяснили значение, приписывавшееся чиханию, тем, что псюхе первоначально не только обеспечивала жизнь тела, но и воздействовала на судьбу. Умоляющий мог касаться головы или обращаться к ней как к вместилищу псюхе (например, Ноm. Hymn. Ven. 27), человек чтил свою голову, но в скорби с ней обращались уже не столь любезно — опять же потому, что считали ее вместилищем псюхе. Приам, тщетно пытаясь остановить сына, идущего навстречу смерти, бьет себя по голове, а при виде гибели Гектора посыпает голову прахом, подобно тому, как это делает Ахилл, оплакивая Патрокла (Il. XXII 32, XXIV 163 cл., XVIII 23 слл.). Полагаю, что колени и бедра были еще одним вместилищем души, поэтому к ним обращались просители и по ним ударяли в миг растерянности и горя. Нам известны сходные обычаи римлян. Если коленям приписывалась особая святость как вместилищу жизни, молящие опускались на колени не только затем, чтобы оказаться ниже того, к кому они взывали, но и чтобы унизить свои колени. Тот, кто обнимал колени другого человека, старался при этом унизить свои, а в крайних ситуациях он подвергал унижению и свою голову, касаясь ею земли. Название колена у древних ирландцев предполагает такое же почитание этой части тела. Этим мы можем объяснить и своеобразный жест приветствия, которым сидящий оказывал честь гостю: он приподнимал колено или бедро. Сравни обычай обнажать или склонять голову. Вероятно, с целью смирить жизненную силу врага победитель клал себе под бедро его отрубленную голову. У германцев

191
опять же не только голова, но и колено имеет то же значение, что и у греков, и само слово (англосаксонское cneow, исладское кпе и т.д.) имеет то же происхождение, что и γόνυ, genu и т.д. (Вероятно, этим же первоначальным представлением можно объяснить и существование термина родства cneo-maegas, т.е. «связь коленей».) Норвежцы, чтобы унять привидение, отрезали мертвецу голову и помещали ее между бедер. Так, Греттир поступил с Каром после сражения в могиле и с Гламом у порога дома Торкалла (Сага о Греттире, XVIII, XXXV).

Вероятно, представлению о голове и бедрах (коленях) как вместилище жизни мы обязаны происхождением известного символа смерти, состоящего из черепа и скрещенных бедренных костей. Так выглядит человек после смерти. Этим же объясняется и преимущественное употребление черепа и бедренной кости в магии. Например, в Индии навлекают проклятие, помещая под кроватью жертвы бедренную кость человека. Либо эта кость могла высосать из живого его жизненную силу, или же находящаяся в кости душа умершего навлекала на проклятого смерть.

* * *

296

Tαῦτα θεῶν ἐν γούνασι κεῖται, - "Это лежит на коленях богов" (Il. XVII 514, XX 435; Od. I 267, 400, XVI 129). Эта знаменитая, долго державшаяся в употреблении фраза была образным выражением идеи, согласно которой исход событий зависит от вышней воли, чье решение пока неизвестно. Хотя общий смысл идиомы ясен, происхождение ее забыто. Античные комментаторы и современные исследователи потерпели неудачу при попытке дать сколько-нибудь удовлетворительный ответ на вопрос, какое представление мы должны реконструировать, чтобы объяснить упоминание коленей богов. Греки пытались предложить различные маловразумительные интерпретации, и современным ученым не оставалось ничего иного, как следовать одной из них. Какую бы теорию они ни выбирали, их метод, как и метод античных комментаторов, сводился к перебору значений слова γούνατα у Гомера: колени как символ мощи, как та часть тела, которую обнимают просители, или же как лоно богов, на которое возлагаются дары.

Другие варианты еще хуже укладываются в эту картину, и за исключением небольших модификаций вышеприведенных вариантов остается только два истолкования: одно было предложено античным комментатором и отброшено как явная нелепость, другое не без сомнений выдвинули Мерри и Ридделл (Оd. I 267), ссылаясь на пословицу "лежит на коленях пяти судей". Составитель сборника пословиц подает это выражение так: «Поговорка о том, что находится в чужой воле. Пословица связана с тем, что комедиографов судило пять судей, как говорит Эпихарм. Восходит к гомеровскому «лежит на коленях богов», поскольку судьи держали на коленях то, что сейчас заменили таблички» (Zen. III 64). Однако если это выражение возникло применительно к пяти судьям, назначавшим награду в состязании комедиографов, и принадлежало самому Эпихарму (см. Fr. 229 Каibel), то для сопоставления с Гомером оно чересчур позднее; в любом случае комментарии автора сборника показывают, что он лишь нащупывает значение пословицы и ищет спасения в расплывчатых объяснениях. Похоже, что как раз Эпихарм создал свое выражение по образцу гомеровского, оно напоминает о нем и одновременно пародирует, как и было принято в комедии.

297

Есть и другой, вполне очевидный, но еще не опробованный подход, а именно: изучить образы, с помощью которыx греки описывали власть богов над судьбами людей. Нас сейчас интересует не непосредственный контакт, в момент которого божество повелевает человеком, вдохновляет или ослепляет его, как бы находясь с ним на одном уровне. Требуется рассмотреть представление о божественном промысле в целом. Мойра и Айса обычно не связываются напрямую с богами, но даже в тех случаях, когда это происходит, их отношения на первый взгляд не проливают свет на данную проблему. Правда, в одном контексте «Илиады» описано, как Зевс высыпает из кувшина жизни людей на землю (или в землю, Il. XXIV 527 слл.), но это сопоставление нам не поможет.

Остается лишь одно выражение (а также несколько близких к нему оборотов, о которых речь пойдет ниже). Это идиома "выпряли боги", которая с небольшими вариациями встречается у Гомера восемь раз (Il. XXIV 525; Оd. I 17, III 208, IV 208, VIII 579, XI 139, XVI 64, XX 196). Так, в «Одиссее» поэт рассказывает, как Калипсо удерживала Одиссея: «однако когда в круговороте лет пришел год, в который боги выпряли ему плыть домой на Итаку, то и здесь он не избежал трудов» (I 16 слл.).

Тот же образ соединяется с Мойрой и Айсой, по-видимому, он доминировал в античных представлениях о создаваемой богами судьбе. Здесь мы могли бы в первую очередь найти ключ к фразе, о которой достоверно нам известно одно: она означает, что будущее зависит от богов. Так: «Хотел бы я, чтобы мне удалось отомстить за дерзость женихов, — вздыхает Телемах, — но боги не выпряли мне такого счастья» (Оd. III 205 слл.). Он же, испытывая неуверенность в своей судьбе, говорит: «Это, конечно же, лежит на коленях богов» (Оd. XVI 129, ср. I 267).

Как выглядит процесс прядения? Подробности не слишком ясны для любой эпохи в жизни Древней Греции, а относительно гомеровского века и более ранних веков у нас вообще нет никаких сведений. Известно только одно: как правило, эта работа исполнялась сидя, поскольку именно эту позу Гомер практически всегда придает пряхам (Оd. IV 123, VI 52 cл., 305 cл., VII 105 cл., XVII 97, XVIII 315 cл.).

298
В отдельной статье я показал, что наиболее обычным инвентарем были веретено и корзина, другие существенные детали можно восполнить с учетом известной нам практики. Поскольку прялки не было, кудель, по-видимому, оставалась в корзине, стоявшей по левую руку. Какая-то часть кудели захватывалась левой рукой и с помощью веретена прялась правой рукой или непосредственно на коленях, или же свисая с правого колена. [...] Функция колена описана также у Феокрита: «Многие ахеянки будут под вечер разделять
рукой на коленях нежную шерсть, воспевая Алкмену» (XXIV 74 слл.).

Итак, ясно, что колено играло определенную роль в процессе прядения. Еще одно подтверждение мы находим в описании, оставленном гомеровскими комментаторами без внимания, — в платоновском мифе об Ананке, в валах веретена которой заключены сферы звезд и планет (Rер. Х 616 слл.). Платон говорит, что это веретено «вращается на коленях Ананки, и в этом движении μοῖρα, «участь», каждой намеревающейся явиться на свет души закрепляется благодаря прядению Мойр Клото и Атропос (620 е). Подобное переосмысление Гомера в высшей степени свойственно Платону и кажется вполне намеренным при сопоставлении, например, со строками из Одиссеи: «Он претерпит все то, что ему Айса и тяжкие Пряхи спряли нитью при появлении на свет, когда родила его мать» (VII 197 cл.).

299
[...] Описав вращение веретена на коленях Ананки, Платон несколькими строками ниже вновь упоминает колени: с коленей Лахесис души берут «жребии» и "образцы жизней". Жребий всего-навсего определяет место души в очереди и не связан с ролью колен у Гомера (у Гомера жребии вынимали из шлема) или где-либо еще. "Образцы жизней" — это, по сути, μοῖραι, выпрядаемые судьбы, ожидающая человека судьба. Таким образом, подтверждается, что для Платона судьба, «лежащая на коленях богов», — это судьба, еще ожидающая прядения.