Форум портала «Миф»


    
      
        Форум портала «Миф»
        (http://www.mith.ru/cgi-bin/yabb2/YaBB.pl)
      

        Научный форум >> Разности гуманитарных наук >> "Естественное Право" 
        
(Message started by: Альвдис Н. Рутиэн на сентября 14^th, 2005, 5:28pm)

Заголовок: "Естественное Право"
Прислано пользователем Альвдис Н. Рутиэн на сентября 14^th, 2005, 5:28pm

Тайная природа естественного права
Юлиус Эвола (1898-1974)

Наш экскурс в теорию естественного права позволяет понять глубинный смысл этих подрывных идей и действий, переворачивающих всё с ног на голову, не только на уровне философских абстракций, но и на уровне тревожных сигналов, свидетельствующих о регрессии, о наступлении и торжестве человека, принадлежащего к низшей породе, и о закате высшего человеческого типа с соответствующими ему символами и правом

Зачастую для правильного понимания различных явлений современной эпохи необходимо использовать в качестве отправной точки идеи и принципы, свойственные предшествующему миру, который мы называем миром Традиции. Это относится, в том числе, к общественно-политической области. Сегодня почти никто не понимает, до сколь низкого уровня скатился современный Запад в результате торжества определённых мифов и сил. Именно отсутствие адекватных точек отсчёта, — что является необходимым условием для правильной оценки дистанции, разделяющей эти миры, — не позволяет большинству уловить сокровенный смысл и внутреннее измерение многих современных институтов и концепций.

В круг подобных явлений входят упадок идеи государства, пришествие демократии, «социальная» идея, а также национализм как массовый феномен. Мало кто понимает, с чем мы собственно имеем здесь дело. Отправной точкой для правильного понимания этого вопроса должно стать классическое деление на «форму» и «материю». В классическом понимании «форма» равнозначна духу, «материя» – природе; первая связана с отцовским, мужским, светоносным и олимпийским элементом, вторая – с женским, материнским и в крайне упрощённом смысле жизненным элементом. Государство соответствует «форме», народ, демос, масса – «материи». В нормальной ситуации принцип формы, понимаемый в некотором роде как трансцендентный и наделённый собственной жизнью, упорядочивает, обуздывает, ограничивает и выводит на высший уровень то, что связано с принципом материи. «Демократия» в самом широком смысле этого слова ведёт не только к распаду синтеза этих двух принципов, определяющему всякое высокоорганизованное сообщество, но и к автономизации и преобладанию материального принципа, – народа, массы, общества – на который отныне смещается центр тяжести. Тогда от государства остаётся лишь тень; это выхолощенное государство, сведённое к простой «представительской» и административной структуре в демократической системе – либо так называемое правовое государство, где последним нормативным ориентиром является совокупность абстрактных установлений, давно утративших изначальный смысл, либо «социалистическое рабочее государство» или «государство трудящихся». Эта мутация приводит к глубинному материализму и чисто «физическому» характеру, присущему современным способам социальной организации. Отсутствует основа, которая позволила бы придать высший смысл какой-либо деятельности, дать «жизни» возможность причаститься тому, что превышает жизнь, следуя методам и дисциплинам, известным в другие времена. Сегодня человек согласен служить чему-либо, отказавшись от личных эгоистических интересов, только во имя интересов «общества», «коллектива» или каких-либо других абстрактных идей. Но в любом случае этот «служение» не требует качественного повышения уровня, поскольку материализм не только не исчезает при переходе от индивидуалистических интересов к интересам общественно-коллективным, но, даже напротив может усиливаться.

Остановимся на частном моменте, связанном с так называемым «естественным правом», которое играет первостепенную роль в современных подрывных идеологиях. Последнее основание данной концепции составляет утопическое и оптимистическое представление о человеческой природе. Согласно свойственным доктрине естественного права представлениям о справедливом и несправедливом, законном и незаконном, человеческой природе присущи врожденные и неизменные принципы чуть ли не универсального характера, доступные непосредственному познанию посредством так называемого «здравого смысла». Совокупность этих принципов определяет естественное право, которое наделяется почти теми же свойствами, что обычно приписывают морали, дабы придать ему высший авторитет, достоинство и силу внутреннего императива, которыми «позитивное право» – то есть право, устанавливаемое государством, – якобы не обладает. Опираясь на «естественное право» ставят под сомнение само государство или, по меньшей мере, умаляют его авторитет, поскольку отныне его законы считаются оправданными исключительно обычными потребностями, не освященными свыше, а, следовательно, их легитимность должна оцениваться исключительно на основе самого «естественного права». По зрелому размышлению, можно заметить, что тем же путём шла и католическая церковь, которая в полемических целях начала противопоставлять принципу «чистой политической верховной власти» пресловутые «естественные права человека», каковые позднее, в новой редакции практически слились с якобинскими «бессмертными принципами». В попытках возвыситься над государством именно церковь нередко оказывалась охранителем и мстителем естественного права.

Свидетельством того, что в данном случае мы имеем дело исключительно с чистыми абстракциями, является тот факт, что после многовековых споров никто так и не сумел дать точное и однозначное определение ни «человеческой природе», ни naturalis ratio [лат. естественный разум – прим. перев.], ни установить объективный критерий, позволяющий оценить то, что же на самом деле им соответствует. В сущности, всё свелось к выделению нескольких элементарных принципов, которые по умолчанию признаются необходимыми для возможности совместного существования. Так Гроций [Гуго де Гроот – голл. юрист и социолог, один из основателей учения о естественном праве – прим. перев.] говорил о неких принципах, «соответствующих здравомыслящей и общежительной природе человека». Но именно здесь заключена некая двусмысленность. Ведь, фактически существуют различные виды общественного единства, и все они строятся на совершенно разных «естественных» предпосылках, которые, если и совпадают, то лишь частично. С другой стороны, отказавшись от нахождения общей формулы, определяющей естественное право и в идеале должной носить единый универсальный характер, начали то добавлять, то вычитать из него тот или иной принцип в зависимости от личных вкусов авторов или времени. Так, авторы теорий естественного права XVII и XVIII вв. предусмотрительно позаботились о том, чтобы исключить из них некоторые идеи, которые древние авторы без колебаний включали в «естественное право»; приведём в качестве примера институт рабства, который в классическом мире, за редким исключением, считался вполне «естественным».

Впрочем, несмотря на вышесказанное, нельзя отрицать, что везде, где речь заходит о естественном праве, всегда находится некий общий знаменатель, некое ядро с типичными характеристиками, которое, однако, соответствует отнюдь не человеческой природе в целом, но вполне определённой человеческой природе, согласно которой само «общество» также обретает вполне определённый облик и смысл. Но естественное право ни в коем случае не является единственно возможным правом, обладающим безусловной ценность везде и для всех. Это всего лишь одно из прав, частное представление о праве, которое вырабатывается определённым типом общества и определённым типом человека. Идея, согласно которой этот вид права – в отличие от права политического – соответствует божественной воле, является нормативным сам по себе либо укоренён в сознании человека, как разумного существа и т.п., вплоть до пресловутого кантовского «категорического императива», является чистой мифологией. Подобный спекулятивный аппарат применяется теми, кто стремится отстоять и обеспечить господство принципов, соответствующих данному складу мышления и данному идеалу общежития [1].

Одновременно этический, если не священный характер, приписываемый естественному праву, отрицается за правом позитивным, основанным, как говорят, на «необходимости» или даже на прямом насилии, каковое – в качестве magis violentiae quam leges [лат. больше насилие, чем закон – прим. перев.] – в конце концов действительно стали признавать за некоторыми институциями позитивного политического права. Волне понятно, что подобного рода воззрения присущи цивилизации, вошедшей в светско-рационалистическую фазу. Действительно, достоверно известно, что в начале не существовало никакого чисто политического закона, чисто «позитивного» права; в начале всякое право было ius sacrum, черпающим большую часть своей законодательной власти из сферы, имеющей не только человеческий характер. Именно священный закон лежал в основе различных политических устройств, полисов, государств и империй, что была вынуждена признать даже современная наука, занимающаяся древним миром. Понимание этого постепенно исчезало, благодаря процессу инволюции, в ходе которого естественное право противопоставлялось праву позитивному с соответствующим закреплением за первым этической и духовной ценности, отрицаемой за вторым. Стоит также бегло указать на то, что мы сталкиваемся здесь со своеобразным переворачиванием ценностей; отделяя людей, живущих more barbarorum [лат. варварски – прим. перев.], натуралистично, вне рамок той или иной высшей цивилизации, от живущих в позитивной, чётко артикулированной и иерархической системе, сосредоточенной на идее государства, делают вывод о преимуществе первых над вторыми, поскольку именно первые якобы живут согласно так называемому «божественному закону, записанному в сердце каждого человека», тогда как вторые почитают лишь законы, порождаемые «необходимостью», а, следовательно, подлежащие изменению или отмене, поскольку они устанавливаются человеком для человека. Из этого апологеты «доброго дикаря», типа Руссо и компании, делают свои логические выводы.

Итак, памятуя о том, что в различных законодательствах древних государств противопоставления между естественным правом и правом позитивным не существовало, поскольку за первым признавалось достоинство лишь одного из возможных частных прав, предназначенного для определённого типа общественного строя, имеет смысл более пристально рассмотреть, что же составляет «постоянную» для всех разновидностей естественного права. Речь идёт об идее равенства. Согласно естественному праву, все люди – равны. Более того, равенство, по мнению Ульпиана [Ульпиан (Ulpianus) (ок. 170 — 228), рим. юрист, сторонник естественного права. В 426 г. его сочинениям была придана обязательная юридическая сила – прим. перев.] не ограничивается только людьми, но до некоторой степени распространяется на все живые существа. Естественное право провозглашает безраздельную и незыблемую врождённую свободу для всех живых существ. Тот же Ульпиан обвиняет античность в юридической абсурдности закона, позволяющего освобождать рабов, поскольку, согласно его пониманию естественного права, рабства вообще не существует. В своих радикальных формах естественное право сближается с коммунистической концепцией собственности, – communis omnium possesio – логически вытекающей из идеи, что равное есть право равных. Отметим здесь одну показательную деталь, к которой мы ещё вернёмся – согласно древнему естественному праву ребёнок, рождённый в результате незаконной, чисто «естественной» связи, считался ребёнком не отца, но матери, причём даже в тех случаях, когда не было никаких препятствий для установления отцовства.

Пониманием ключевой идеи, лежащей в основе подобного мировоззрения, мы обязаны гениальному знатоку античности, И. Я. Бахофену, почти полностью забытому современной культурой. Он показал, что в её основе лежит «физико-материнская» концепция существования. Рассмотрим, что представляет собой тип цивилизации, не способный помыслить ничего превосходящего чисто физического принципа воспроизводства и естественного плодородия, олицетворяемого на религиозно-мифологическом уровне, женскими божествами и в первую очередь Матерью Землёй, Magna Mater. Перед лицом этой Великой Матери все существа равны. Её право не знает исключений или различий, её любовь не терпит никаких границ, её верховная власть не допускает, чтобы отдельная особь присваивало себе особое право над тем, что «по природе» коллективно принадлежит всем существам. Всё, что представляет собой отдельная особь, в качестве индивида, обладающего отличительными чертами, не имеет для неё никакого значения. Всякому существу, в качестве «сына Матери», должны быть обеспечены неоспоримые и священные равные права. Равенство дополняется физической неприкосновенностью и специфическим идеалом жизненной организации. Единственно «соответствующим природе» объявляется общественное братство. Это ещё не означает обязательного господства открытого матриархата. Иногда корни забываются, религиозная хтоническая (связанная с «землёй») подоплёка может казаться совершенно невидимой, однако, она живёт в определённом духе и пафосе, целиком ей соответствующим. Именно это происходит в том случае, когда абстрактные принципы естественного права обретают самодостаточную ценность на рационалистическом уровне.

Общеизвестны те принципы древнейшего римского права, которые никоим образом не сводимы к подобному порядку идей – отцовская власть, родовая мужская власть сенаторов и консулов, сама концепция государства и, наконец, теология imperium. Таким образом, в древнем Риме прослеживается следующая антитеза – наряду с правом и соответствующими институциями мужской направленности, мы находим отдельные формы с соответствующими особыми культами, которые свидетельствуют о принадлежности к стратам древней средиземноморской цивилизации, средоточием коих являлся культ великих Матерей природы, жизни и плодородия в их типичных воплощениях. Если же обратиться к тому, что составляло подоплёку права, нашедшего конкретное позитивное воплощение в римском государстве, то до некого периода, в высших слоях римского мира определяющую роль играла религиозная концепция, противоположная только что рассмотренной хтонической. В верховенстве государства и его закона выражалось то верховенство, которое древний человек индоевропейского происхождения признавал за отцовскими потенциями Света и светоносного Неба в противоположность женским божествам Земли и того же Неба. Поэтому Кристоф Штединг с полным основанием мог говорить о «светоносных богах политического мира». Как мы уже упоминали, именно с ураническими олимпийскими богами связывали мир, понимаемый как cosmos и ordo [космос и порядок – прим. перев.]. Высшая эллинская концепция космоса, как упорядоченного и артикулированного целого, равноценная индоевропейской концепции rta, пронизывает римский идеал государства и права, и уже их этимологическое сходство [rta, ritus — космос как порядок, обряд – прим. перев.] позволяет нам постичь глубочайший смысл особой суровой обрядности, дополнявшей отеческое римское право.

В противоположность естественному праву, это право отличалось избирательным подходом и руководствовалось иерархическим принципом. Оно основывалось не на равенстве отдельных особей перед лицом Великой Материи, но на принципе дифференцированного достоинства, определяемого происхождением, положением, которое знатный человек занимал в рамках рода или племени, отношениями с res publica, специфическими предрасположенностями. Одновременно с этим, плебс обладал своим правом и идеалом общности, в котором ни происхождение, ни племенная или родовая принадлежность, ни особенности, присущие отдельному человеку, не имели особого значения, поскольку этот тип общности изначально находился под опекой и защитой хтонических богинь.

Действительно, в древнеримском государстве с заповедных времён народ поклонялся преимущественно хтоническим богиням, поэтому в древнем законодательстве плебс так и называли – «сыновья Земли». Примечательна также связь, существующая между некоторыми особенностями данных культов и духом, присушим «естественному праву». В Риме праздники, посвящённые богиням, нередко сопровождались временной приостановкой законов позитивного права и своего рода возвращением в «справедливое» состояние, в соответствии с теми представлениями о справедливости, которые были выработаны первоначальным, естественным правом. Тем самым, отмечали возвращение к всеобщему равенству, не ведающему ни привилегий, ни различий племенного, кровного, полового и кастового характера. В храме Феронии, одной из Матерей, стоял трон, сев на который, раб отпускался на волю, получая от богини признание своего естественного равенства со свободными людьми; как напоминает тот же Бахофен две другие богини, Фидес и Фидония, имели аналогичные функции, были матерями-хранительницами плебса от invida iura и malignae leges (эквивалентных формам политического, патриархального позитивного права), поэтому посвященный им храм был построен вольноотпущенниками. Поэтому, когда Ульпиан обосновывает нормами естественного права отдачу матерям детей, рожденных без благословения позитивного права, в этом слышится отзвук древних матриархальных идей, согласно которым детей считали принадлежащими, прежде всего, матери, а не отцу, и называли по матери.

Поэтому зачатки «естественного права», всё более решительно выходившие на первый план в позднем римском мире периода упадка, можно считать обратной стороной начавшегося подъёма низших социальных слоёв и победы свойственного им духа. Таким образом, хотелось бы особо подчеркнуть, что мы имеем здесь дело не просто с взглядами некой определённой юридической школы, но с мировоззрением, присущим вполне конкретному этносу и конкретному типу общества, которые обрели силу в период всеобщего разложения Империи. Здесь показательна уже сама фигура Ульпиана, финикийца по крови. Пресловутое «естественное право» следует рассматривать как один из эпизодов контрнаступления на Рим средиземноморского азиатско-пеласгийского мира, разворачивающегося по мере нарастающего распространения экзотических культов и обычаев в позднем римском мире. Во многих аспектах христианство продолжило это контрнаступление, а, учитывая теологическое освящение, данное им принципу равенства, нет ничего удивительного в том, сколь значительное место заняло естественное право в католическом учении.

Сказанного вполне достаточно, чтобы уяснить ситуацию, поэтому повторим лишь, что принципы естественного права отнюдь не являются единственно необходимыми для существования общества, поскольку они обосновывают и санкционируют лишь один совершенно определённый тип общества. С современной точки зрения они отражают оппозицию между «социальной этикой» и «политической этикой». К примеру, существовал и существует человеческий тип, для которого «соответствующим природе» и обладающим характером внутреннего императива является комплекс принципов и ценностей, не только не имеющий ничего общего с принципами и ценностями естественного права, но даже во многом им противоречащий, но также обладающий в определённом смысле своим единообразием и универсальностью. Вместо равенства, свободы и братства на первом месте стоят принципы различия, неравенства, справедливости (в смысле suum cuique) [лат. каждому своё – прим. перев.], а также иерархии, с соответствующим идеалом единства героического и мужественного типа в противоположность натуралистическому, общинному и братскому типу, где господствует не этика «любви», но этика чести.

Однако приходится признать тот факт, что в более поздние времена уже само «позитивное право» обрело отдельные черты, которые соответствуют как раз тому состоянию, которое по уверению сторонников естественного права является единственно нормальным и естественным. Иногда это выражается в кодификации форм, установленных бесформенной властью и лишенных всякого высшего освящения, но ещё чаще в том, что оно сводится к общему праву, регулирующему буржуазное общество на уровне routine государственного управления. Что же касается так называемого правового государства, то оно основано на своеобразном идолопоклонничестве перед позитивным правом, утратившим прежнее смысловое содержание и одухотворявшую его жизненную силу, которому желают приписать неизменность и абсолютную действенность, как будто это право возникает сразу в готовом виде, а не является результатом кристаллизации определённой общественно-политической атмосферы, творением определённой исторической группы людей. Эти вторичные продукты являются типичным результатом предшествующего отклонения. Впрочем, даже признание этого никоим образом не отменяет сказанного по поводу нелепых требований, выдвигаемых ревнителями «естественного права» в рамках демократической, «гражданственной» и в отдельных случаях христианской полемики против политической и этической идеи государства. Наш экскурс, по необходимости сжатый, позволяет понять глубинный смысл этих подрывных идей и действий, переворачивающих всё с ног на голову, не только на уровне философских абстракций, но и на уровне тревожных сигналов, свидетельствующих о регрессии, о наступлении и торжестве человека, принадлежащего к низшей породе, и о закате высшего человеческого типа с соответствующими ему символами и правом. Кризис традиционного мира, повлекший за собой падение престижа, которым некогда обладал отцовский символ, преобладавший в крупнейших европейских династических культурах «божественного происхождения», пробудил к жизни древний субстрат, «матриархальный» и натуралистический по своей сущности. «Материя» освободилась от уз «формы» и получила верховную власть. Демократия, массы, «народ», «нация», кровная и этническая общность в противовес тому, что представляет собой государство, всё это разновидности того же переворачивания, в результате которого принципы политического идеала утратили патриархально-духовный характер и отныне связываются исключительно с натуралистической субстанцией, с миром количества, а иногда с иррациональными коллективными чувствами, приводимыми в движение «мифами». Слова, сказанные уже упомянутым автором Кристофом Штедингом о том, что именно духовно женоподобные, «матриархальные» натуры склонны объясняться в любви к «народу» и «обществу» и видят в демократии апогей всей мировой истории, по-прежнему сохраняют неопровержимую силу.

[1] Имеет смысл напомнить исторический пример, прекрасно иллюстрирующий происхождение одной из разновидностей естественного права. В результате различных волнений и конфликтов английская монархия шаг за шагом наделяла своих подданных теми или иными политическими правами. Эти права, сформулированные Локком и закреплённые в американской декларации о независимости, подверглись абсолютизации, получив чуть ли не теологическое обоснование; таким образом, исторические права обрели статус «естественных прав», неотчуждаемых и закреплённых за человеком самим Богом, а значит, превосходящих любую политическую систему нынешнего времени, как и ей предшествующих.

(Из книги "L`arco e la clava")

Перевод с итальянского — Виктории Ванюшкиной
http://www.livejournal.com/users/loki_dark/20656.html