Альвдис Н. Рутиэн
Гость
|
http://www.ezhe.ru/ib/issue.html?557
Умнейший: Михаил Леонович Гаспаров
За свободу не нужно бороться, свободе нужно учить.
Записи и Выписки
7 ноября прошлого года умер Михаил Леонович Гаспаров; сегодня, 13 апреля 2006 года, мы впервые встречаем его день рождения — всего лишь 71-й! — без него.
По преданию, Николай I после встречи с Пушкиным сказал, что «разговаривал с умнейшим человеком России». При всей несопоставимости масштаба личности собеседников, самодержец, скорее всего, был прав. Так и мы — те, кому посчастливилось — неизменно сознавая несопоставимость масштаба, можем сказать, что разговаривали с умнейшим человеком России. Которого, увы, уже нет среди нас.
Казалось бы, об этом должны знать если не все, то очень многие. Однако наша жизнь устроена так, что за экспертным мнением по любым вопросам обращаются к самым неподходящим людям. К политикам, людям ограниченным уже в силу своей профессии. К актерам, которым по роду деятельности не то что не обязательно, а скорее противопоказано обладать интеллектом. К супермоделям, которые в пору профпригодности еще не вышли из подросткового возраста. К служителям культа, которые обычно защищают свои узкокорпоративные интересы. Если кто из ученых случайно выбивается во властители дум и начинает мелькать на телеэкранах — то чаще всего это люди, падкие до мирской славы и неглубокие. Во всех перечисленных категориях, кроме разве что политиков, есть исключения. Но голоса самых умных людей нам почти не слышны.
Гаспаров не любил блеск софитов и слишком пристальное внимание публики — не любил, когда его отвлекают от главных занятий. Он сильно заикался, и от выступлений по радио и телевидению чаще всего отказывался. С журналистами беседовал так же терпеливо и сострадательно, как со всеми остальными — знавшие его понимают, что это дорогого стоит. Журналисты редко задавали ему умные вопросы, а он предпочитал не выходить за рамки своих профессиональных интересов — почти на любой «общечеловеческий» вопрос отвечал: «Я не специалист». И это очень сильно отличало его от остальных умнейших людей, особенно публичных.
Но в своих книгах, в интервью, в статьях, в выступлениях на конференциях, в ответах на вопросы любопытных, в научных работах, он давал ответы на те вопросы, которые принято называть «вечными». Как у всякого настоящего мыслителя, у Гаспарова были на них свои ответы. В отличие от большинства мыслителей, даже и не настоящих, он никогда не говорил, что они у него есть.
Я попытаюсь сформулировать эти ответы — с помощью пересказа или цитат, в которые по возможности ничего не привнесено.
Есть ли у России свой особый путь? «Русская идея»?
В том смысле, в котором есть особый итальянский или португальский путь и соответствующие идеи — конечно. В смысле отличия от всего остального мира — вряд ли. Россия — европейская страна с обычными для европейской страны проблемами и особенностями.
Почему тогда мы живем совсем не так, как живут в Европе?
Потому что мы отстаем от остальной Европы. Англичанин, читая пьесы Островского, умилялся: «Все как у нас при Эдуардах». Разница — в 400 лет. Возможно, она сократилась за эти столетия, это видно и в истории литературы — в петровскую эпоху нагонять приходилось больше, в серебряном веке — меньше; но все равно приходилось. Не стоит только забывать, что западная государственная машина, двухпартийный парламент с узаконенной оппозицией, дошла до России только в 1905 г. Русской интеллигенции приходилось преодолевать столько местных особенностей, что она до сих пор не чувствует себя в западном интернационале. Щедрин жестко сказал о межеумстве русского человека: в Европе ему все кажется, будто он что-то украл, в России — будто что-то продал.
Существует ли прогресс?
Конечно; только благодаря прогрессу мы с вами и разговариваем: тысячу лет назад мы бы оба умерли во младенчестве.
Предположим, технологический прогресс существует; но влияет ли он как-нибудь на моральное состояние человечества?
Читатели нового времени удивлялись: почему Эдип, получив пророчество, что убьет отца, не стал избегать любого убийства или хотя бы столкновения с любым стариком, а вместо этого сразу подрался с незнакомым Лаием? Ответ: просто в Греции невозможно было прожить жизнь, никого не убивши, хотя бы ополченцем в будничной межевой войне. Вот что такое прогресс.
Чем вызван упадок современной культуры?
Упадка культуры не бывает, бывает только чужая культура (или субкультура). Чужая культура нам непривычна и поэтому не нравится. Грекам не нравилась варварская культура, христианам мусульманская, нашим дедам негритянская, теперь мы научились ценить и ту, и другую, и третью. Наши внуки будут ценить нынешние эстрадные песенки наравне со стихами Бродского, как мы ценим наравне Пушкина и протопопа Аввакума — а ведь это тоже взаимоисключающие культурные явления.
Можно ли вообще считать культурой или искусством те низкопробные поделки, которых сейчас заполнен эфир?
См. выше. Ни у кого не может быть права считать, что является искусством, а что нет. Если автор (художник, поэт) говорит нам — «это искусство», нам приходится верить ему на слово.
Но, может быть, научный или критический подход может помочь провести такую грань?
Критика — это разновидность искусства; любая критика базируется на чьем-то индивидуальном вкусе, который сформирован множеством причудливых факторов и ни для кого не должен быть обязательным. А наука такими вопросами вообще не занимается.
То есть наука о литературе не может дать ответ на вопрос, хорошее это стихотворение или плохое?
Нет, так же как наука ботаника не может дать ответ на вопрос, красивый это цветок или некрасивый.
Но разве естественные и гуманитарные науки не отличаются принципиально?
Отличаются предметом исследования — так же, как естественные науки между собой. Отличаются, и довольно сильно, степенью «научности» — в силу исторических причин. До того, как Лавуазье ввел в химию точные подсчеты, эта наука тоже была полу-ремеслом, полу-искусством; с гуманитарными науками такое превращение происходит только сейчас, и то крайне неуверенно, со множеством позиционных отступлений. Отличаются, наконец, степенью и скоростью формализуемости материала, без чего наука невозможна. Поэтому самые «научные» области литературоведения — те, где легче всего что-то подсчитать, например, стиховедение. Подсчитать метафоры уже сложнее — для этого нужно сначала точно договориться о том, что такое метафора — и эта задача ждет своих исследователей и формализаторов.
Можно ли удвоить ВВП?
«Побольше цитируйте Щедрина в „Записях и Выписках“, — сказал мне А. Осповат, — вы не думайте, его никто не читал». Может быть, и правда: 20 июня 1999 по телевизору сказали, что вице-премьер Аксененко распорядился подготовить ему бумаги о повышении производительности труда на следующий год на 20%. Точно так старший помпадуров сын писал в сочинении: предложу статистику, по которой всего будет вдвое или втрое. (Впрочем, гувернер сделал пометку: а что с сими излишками будет сделано?)
Что сильнее, жизнь или смерть?
Не знаю: вопрос вне моей компетенции. Я хотел добавить: «Я и сам бы рад получить на него ответ», но почувствовал: пожалуй, нет, не так уж мне это интересно. Наверное, это нехорошо?
Виктор Сонькин
13.04.2006
|
|
 Зарегистрирован |
|
|
|
Главная
Помощь
Поиск
Участники
Вход
Регистрация
Ответить
Уведомлять
Послать Тему
Печатать
Автор
Цитировать
Править
Удалить