Автор |
Тема: Юрий Аверьянов: «Солнце веры» Джелаледдина Руми (Прочитано 4512 раз) |
|
tanuki
Гость
|
Один из самых значительных средневековых поэтов мусульманского мира Джелаледдин Руми (1207— 1272) был во многом обязан своим вдохновенным творчеством встрече с неким дервишем Шамсом Табризи («Солнцем Тебриза»). Именно благодаря этой дружбе и в прославление ей появились на свет сборник лирических стихотворений Руми «Диван Шамса Табризи» и Меснави - «Поэма о скрытом смысле», передающая в аллегорической форме различные стороны суфийского учения, и другие произведения Руми.
(Суфизм — мистическое направление в исламе, проповедовавшее идеи духовного подвижничества и «божественной» любви. Последователи этого направления — суфии — принадлежали к целому ряду духовных объединений (орденов или братств), группировавшихся вокруг личности того или иного духовного наставника (шейха). Суфийские учения не представляли единой системы и по своей сути далеко отошли от догматики традиционного ислама. Суфиями были многие выдающиеся поэты мусульманского средневековья (Руми, Хафиз, Джами, Хайям, Физули, Саади и др.) В настоящее время суфийские братства в некоторых странах запрещены, но в ряде мусульманских государств Ближнего Востока и Северной Африки они продолжают функционировать. Однако идеи суфизма претерпели значительные изменения и внутренняя сущность этих идей оказалась во многом искаженной. В последние годы наблюдается возрождение деятельности суфийских братств в мусульманских республиках СНГ и среди мусульман России (в особенности на Северном Кавказе), но традиции прежних времен и высокое духовное содержание суфизма оказались почти забытыми. Кроме того, в определенных кругах внеконфессиональной интеллигенции и особенно молодежи заметен растущий интерес к этому учению. -- [Здесь и далее примечания автора]
Встреча с Шамсом Табризи в столице государства Сельджукидов городе Конье побудила Руми отказаться от богословских упражнений и обратиться к совершению суфийских радений, погрузила его в мир мистических переживаний и откровений, научила слушать голос собственного сердца и следовать его велениям.
Из богослова, толкователя Корана, главы мусульманского духовенства Коньи Руми превратился в «Странника на пути Любви», «Небесного старца», читающего в сердцах людей, «Доброго пастыря», не делающего различий между мусульманами, христианами, огнепоклонниками и язычниками.
Последователи Руми чтили его больше всех святых и пророков. После его смерти они объединились в духовное братство Мевлеви, название которого происходит от титула-прозвища Руми «Мевляна» — «Наш владыка», как именовали его жители Коньи. Братство Мевлеви впоследствии сыграло выдающуюся роль в развитии османско-турецкой культуры. Немало поэтов, живописцев, музыкантов, ученых и философов вдохновлялось чтением Джелаледдина Руми и его мистического патрона Шамса (Шамсаддина) Табризи.
В иконографии ордена Мевлеви Джелаледдин Руми и Шамс Табризи очень часто изображались вместе, в момент дружеской беседы, когда на Руми под воздействием «благословенного взгляда» Шамса внезапно снизошло просветление. Эти парные портреты были не просто изображениями двух святых, но и предметом медитации дервишей братства Мевлеви, которые, глядя на них, стремились пережить состояние, пережитое их духовным наставником в момент встречи с Шамсом Табризи.
Кто же был Шамсаддин Табризи? О нем известно немногое. Сохранились его «речения», собранные и записаные, по всей видимости, спустя много времени после его таинственного исчезновения. Согласно мнению персидского биографа-литературоведа XV в. Девлетшаха, Шамсаддин Табризи был сыном предпоследнего верховного главы секты ассасинов-исмаилитов Джелаледдина Нев Мусульмана (ум. ок. 1221 г.). Эта секта рассылала эмиссаров по Ближнему Востоку. Исмаилиты, как правило, скрывали свою принадлежность к секте и применяли для его пропаганды всевозможные другие учения и практики. Они использовали в своих ритуальных действиях наркотические вещества, откуда произошло и само наименование секты — «Хашша шийун» («Курители гашиша»).
Однако Шамсаддин Табризи, насколько можно судить по данным источников, отрицательно относился к использованию гашиша для достижения суфийского «просветления». Он называл его «дьявольским мечтанием» и говорил, что истинный суфий не может удовлетвориться даже созерцанием ангелов, а не только этим наваждением дьявола. Кроме того, известен лишь один сын вышеназванного исмаилитского правителя, Алааддин, который сменил своего отца на посту высшего главы секты и был убит в сражении с монголами в 1256 г. О других его сыновьях никаких сведений нет. Так что предложенная Девлетшахом генеалогия, скорее всего, является плодом воображения средневекового автора.
О юности Шамсаддина достоверных сведений нет. Одним из его учителей был тебризский шейх Абубекир Селебаф, но Шамсаддин, по-видимому, подолгу не задерживался ни у одного учителя. Он бродил из города в город, из страны в страну в одежде из козьих шкур черного цвета и в остроконечной персидской шапке-кулахе. В связи с его постоянными быстрыми перемещениями ему дали прозвище «паранде» («пернатый»), и некоторые авторы считали, что он действительно мог летать по воздуху, как птица.
 Настоящее имя Шамса — Мухаммед (Шамсаддин — это суфийское имя, означающее в переводе «Солнце Bеры»), его отца звали Али, деда — Мелекдад. Из стихотворений Джелаледдина Руми мы знаем об исключительной, неземной красоте Шамса Табризи. Так, в одной из газелей он писал о Шамсе:
Говорят, Иосиф Прекрасный красотой своей превосходил всех людей,
Но лицо моего любимого господина повергает в прах красоту Иосифа.
Свет его ослепляет птиц раннего утра,
Как же могут вынести его птицы ночи?
О невиданный красавец из сынов Адама и племени его,
Кто же сможет, описать свойство твоей красоты!
(Здесь и далее стихи Руми даются в подстрочном переводе автора с фарси.)
До знакомства с Руми, насколько известно, Шамс Табризи отверг дружбу и признательность другого знаменитого персидского поэта XIII в. — Аухададдина Кермани, который якобы просил его:
- «Прими меня в свое подчинение и товарищество».
Шамс Табризи отвечал ему:
- «Ты не выдержишь моей дружбы».
Но Аухададдин настаивал. Тогда Шамс сказал:
- «Будешь ли ты со мной вместе пить вино среди бела дня посреди багдадского рынка?»
Аухададдин сказал:
- «Я не могу этого сделать».
Шамс продолжал:
- «Сможешь ли ты тогда найти хорошего вина и принести его мне?»
Аухададдин отказался и от этого, и Шамс сказал:
- «Удались от лица суфиев».
Как повествует жизнеописание Руми,
(Жизнеописание Руми — «Манакыб уль-арифин» — сочинение на персидском языке дервиша Ахмеда Афляки, написанное около 1339 г. со слов ближайших родственников и учеников Руми и содержащее обширный материал о его жизни и учении. Это жизнеописание является основным источником сведений о Руми (оригинальный текст издан в Анкаре в 1959 г. в двух томах; переводов на русский язык в 2000 г. нет). Далее в тексте приводятся цитаты из этого жизнеописания в переводе автора)
вскоре Шамсаддин перебрался из Багдада в Дамаск, в Дамаске на базаре, Шамсаддин случайно увидел Руми в толпе. Руми на ходу взял его за руку и сказал:
- «О, взвешиватель мира, пойми меня» — и скрылся в толпе.
Спустя много лет Шамс Табризи прибыл в турецкую столицу Конью, где Джелаледдин Руми был муфтием четырёх знаменитых медресе (духовных училищ), высшим духовным лицом, приближенным к султану. Случилось так, что Руми в сопровождении мулл и учеников проезжал мимо постоялого двора, где остановился Шамсаддин. Увидев его, Шамс вышел ему навстречу, взял его мула под уздцы и спросил:
- «О, имам мусульман! Скажи мне, кто более велик — пророк Мухаммед или суфий Абу Язид Бистами?»
Руми поразился дерзости этого вопроса и, как он сам позже вспоминал, ему показалось:
- «все семь небес одно за другим рухнули на землю, и огонь, вспыхнувший внутри меня, обжег изнутри мой мозг, и он задымился, и этот дым поднялся до престола Божьего».
Однако, пересилив себя, Руми ответил дерзкому дервишу:
- «Посланник Аллаха - Мухаммед — пресвятой, выше всех созданий земных. Здесь об Абу Язиде не может быть и речи».
Шамс продолжал:
- «Почему же тогда посланник сказал, что он не познал Господа в достойной мере, в то время как Абу Язид сказал: 'Я самого себя восхваляю, о как я велик! Я султан над султанами'».
Руми отвечал:
- «Света бывает ровно столько, каковы были размеры окна, через которое проникает этот свет. Пресвятой пророк же не удовлетворился одним глотком воды (откровения. — Прим. авт.), он постоянно испытывал жажду и требовал открытия новых Божественных истин и все большего приближения к Господу каждый день. День ото дня все больше и больше и час от часу все сильнее и сильнее были мудрость, могущество и величие неисчерпаемых Светов Господних, которые он видел. И потому пророк сказал: 'Мы не познали Тебя в достойной мере'».
Услышав эти слова, Шамсаддин пришел в экстаз, с криком бросился на землю и потерял сознание.
Тогда Руми сошел с мула, положил его голову себе на колени и так держал, пока он не очнулся.
После этого случая они стали часто встречаться и беседовать друг с другом, и быстро подружились. Эта дружба, однако, с самого начала имела некий трагический оттенок, что отразилось в стихах Руми, посвященных Шамсу Табризи:
Если бы в день, когда в ногу твою вонзится шип смерти,
Меч моей гибели занесла бы надо мной рука Вселенной,
Дабы, не увидели мои глаза этот мир осиротевшим без тебя!
Это я, над трупом твоим стоя, посыпаю главу свою прахом.
Как же выглядел Шамс Табризи? Мы можем судить только о том, как его представляли средневековые художники Ирана и Турции. На иранской миниатюре неизвестного художника, хранящейся в частной коллекции Фрузана Сельджука (Турция), Шамс Табризи изображен в момент беседы с Руми и его послушниками. Это человек средних лет типично иранского облика, с усами, но без бороды, в дервишеской тканой одежде. За его спиной сидит безбородый послушник в иранском костюме. Руми изображен чернобородым мужчиной средних лет в чалме. Шамс и Руми протягивают руки друг другу:
На другой миниатюре из той же коллекции неизвестным автором зримо выявлено столкновение двух миров — мира культуры, олицетворяемого Джелаледдином Руми, и мира стихийных сил природы и слепой страсти, который символизирует Шамс Табризи. Шамс изображен сидящим в одиночестве на фоне пейзажа. Он одет в странное мохнатое одеяние из козьих шкур черного цвета и белую рубаху. Длинные черные волосы ниспадают на плечи, обрамляя безбородое лицо, озаренное вдохновением, напоминающее своими чертами облик древнеиранского божества. Лицо Руми, изображенного в виде седобородого старика в чалме, выражает странное сочетание строгости, отрешенности и в то же время испуга. Ученики, сидящие за спиной Руми, растеряны, они взирают на Шамса Табризи с некоторой опаской и недоверием:
Под влиянием таинственного дервиша, Руми оставил богословие и стал сочинять стихи мистического содержания, составившие позднее «Диван Шамса Табризи». Эти стихи, полные глубокого чувства и вдохновения, несут отзвук древнеиранских религиозных культов, далеких от догматического ислама. Они повергали в страх учеников Руми и богословов города Коньи и звучали как откровение некой новой веры, как апология любви и высокой печали:
Нет постоянства в розах, зачем же Ты склоняешься к каждой розе?
Только на Тебя упование, Ты — надежда и опора.
Ты смешал мерзость и красоту и сделал из них лицо человека,
Чтобы он мог убежать на два фарсанга (около 7 км) от запаха мерзости...
Иди, сердце, иди на небо, ступай на пастбище Бога,
После того как ты паслась на пастбище скота.
Пожелай со всей страстью того, на что нет у тебя надежды
И ты переступишь через эту безнадежность...
В конце концов ты отправился к Сокровенному.
Странно, странно, каким путем ты ушел из мира.
Ты был как редкостный сокол в плену старой женщины.
Когда ты услышал барабан сокольничего, ты бросился в никуда.
Ты был соловьем опьянения среди этих сов.
Достиг тебя аромат розы, в розовый сад ты ушел.
От горького питья похмелье твое долго длилось.
В конце концов в питейный дом вечности ты ушел...
Ты стал солнцем, и не нужен тебе стал венец,
Как не нужен пояс тому, кто снял с себя оковы мира.
Не смотри же на свою душу, когда идешь к Душе душ
О сердце, чудесная птица, охотящаяся за милостью Божьей!
 
Шамс Табризи, обладая, судя по всему, весьма тяжелым характером, постоянно подвергал своего друга различного рода испытаниям.
Однажды он потребовал от Руми привести ему любовницу. Руми привел свою жену Киру Хатун.
Тогда Шамс сказал: «Это моя духовная сестра, этого не нужно. Приведи мне лучше красивого мальчика, который станет мне прислуживать».
Тогда Руми привел своего сына Султанa Веледа, сказав: «Вот твой раб».
— «Это сын моего сердца», — ответил Шамс и потребовал принести ему вина.
Руми отправился в иудейский квартал, купил кувшин вина и принес его Шамсу.
Тогда тот разорвал на себе одежду, пал к ногам Руми и стал его восхвалять.
В другой раз Шамс Табризи запретил Руми читать книги, написанные его отцом, известным богословом, толкователем Корана, и в конце концов побросал все его книги в пруд на глазах ошеломленного Руми и его учеников. Затем Шамс вообще запретил Руми разговаривать с кем-либо (возможно, он хотел этим показать своему другу, как надо ценить каждое сказанное слово).
Руми говорил, что в прошлом Шамсаддин обладал глубокими познаниями в астрологии, математике, медицине, богословии, логике и диалектике, но предпочел все эти знания стереть из своей памяти.
Из рассказов о чудесах Шамсаддина видно, что он воспринимался современниками как «Меч Господень». Так, Руми видел во сне, как Шамс притащил к нему за бороду умершего в десятом веке поэта Мутанабби и спросил: «Ты читаешь слова этого человека?»
Мутанабби жалким голосом просил Руми спасти его и больше никогда не браться за его книги.
У муэдзина, с руганью прогнавшего Шамса из мечети, распух язык, он перестал говорить и вскоре умер.
В Багдаде Шамс зашел в какой-то дворец, откуда раздавались звуки музыки, но хозяин дворца велел слуге прогнать его. Слуга замахнулся мечом на Шамса, но в тот же момент его руку сковал паралич. Шамс спокойно удалился, а на следующий день негостеприимный хозяин отправился в мир иной.
В Иране Шамс умертвил бродячего дервиша-каландара, который во время ритуального танца постоянно касался его полой своей одежды. Дервиши пытались догнать Шамса, но он улетел по воздуху.
Шамс постоянно удивлял окружающих своими странными выходками. То он называл проходящего мимо палача святым, «потому что он сегодня казнил одного святого, выпустил его душу из клетки телесного мира, и святой завещал ему свою святость».
То он говорил, что его ругательства обращают неверных в ислам.
Шамс мог жить целый год на один динар, питаясь один раз в неделю сухим хлебом, смоченным соком тирида из овечьей головы.
Однажды один из старых послушников отца Руми воскликнул во весь голос посреди базара:
- «Нет Бога, кроме Аллаха, и Шамсаддин — посланник Аллаха!»
Народ возмутился и хотел побить его за дерзкие слова. Один человек даже ударил этого дервиша, но тут Шамсаддин так закричал, что обидчик скончался на месте. Тогда Шамс взял дервиша за руку, отвел его в сторону и сказал:
- «Меня зовут Мухаммед и тебя Мухаммед; нужно было тебе сказать, что он (Мухаммед) — посланник Аллаха. Народ золото без пробы не признаёт».
Один из дервишей спросил у Шамса:
- «Кто такой Иблис (дьявол - Ю.А.)?»
Шамс ответил:
— «Ты Иблис, потому что думаешь о нем. А если бы ты спросил, кто такой Джебраил (архангел Гавриил. — Ю.А.), я бы тебе тоже сказал — ты».
Руми рассказывал, что Шамс мог невидимым проникать во дворцы султанов, проходить мимо стражей и визирей, садиться на султанский трон и, побывав на пиру, удаляться никем не замеченным.
Взгляд Шамса Табризи обладал магической силой, он мог «наносить душевные раны», как пишет автор жизнеописания Руми, или, наоборот, исцелять.
Окружающие с трудом могли переносить общение с Шамсом Табризи. Его невеста или жена Кимья Хатун (существование которой, впрочем, весьма сомнительно, поскольку даже само имя её означает простонапросто «госпожа Химия») постоянно ссорилась с ним и уходила от него в сад. Но однажды Руми увидел в доме Шамса другую «Кимью Хатун». Впоследствии Руми полюбопытствовал, кто была эта женщина, но Шамс дал понять, что она гостья с небес. Шамсаддин в конце концов отправил Кимью Хатун в мир иной, рассердившись на то, что не застал ее однажды дома, и сделал он это, дотронувшись пальцами до ее шеи; через три дня Кимья Хатун рассталась с жизнью.
Шамс постоянно просил своих мюридов принести ему сладких дынь. Когда они выполняли его просьбу, он съедал дыню и начинал кричать: «Что за падаль вы мне принесли?» — и при этом бил мюридов дынными корками по головам. От этих ударов с ними начинали происходить странные вещи, им открывались неведомые миры, с глаз их спадали завесы. Учение Шамса Табризи трудно реконструировать на основе весьма скудных дошедших до нас данных. По всей видимости, он был сторонником непосредственного откровения и противником бесконечного повторения «чужих истин», открывшихся пророкам и святым прошлых веков. Шамс выступал против «мёртвого» знания и проповедовал первостепенную важность личного мистического опыта.
Взгляды Шамса в какой-то степени имели черты сходства с шиитской и исмаилитской доктринами, но оригинальность его воззрений видна во всем. Слова пророка Мухаммеда: «Я не такой, как вы все», сказанные в десятый день ашуры (шиитского траура), Шамсаддин сопоставлял со словами Мухаммеда в 41-й суре Корана: «Я такой же человек, как и вы» (Коран, 41:5).
Эту дилемму Шамс решал, видимо, всю жизнь и самой своей жизнью пытался разрешить явное противоречие в догматике ислама. Возможно, ему принадлежат следующие строки Руми:
Телом ты зверь, духом ты ангел,
Ибо ты уходишь в землю и ты идешь на небо.
Пророк внешне был человеком, как вы,
Но сердце его взирало на тайну ниспосланного Откровения.
Концепция «знания» Шамса Табризи обнаруживает некоторые черты сходства с исмаилизмом. Похоже, он признавал «поклонение знаниям», специфически исмаилитский догмат. Но, в отличие от исмаилитов, Шамс не пользовался системой рациональных доказательств. Содержание его проповедей, если даже учесть, что оно могло подвергнуться значительным искажениям после его смерти, не исмаилитское (он не упоминает даже о двенадцати шиитских имамах), хотя Шамс мог использовать методику «сокрытия учения».
Ясно, что Шамс Табризи считал себя носителем неких божественных тайн, которые были получены им в дар от Всевышнего и которые сами по себе превыше всякого ритуала, подвижничества и поклонения. Он полагал, что, являясь хранителем этих тайн, может передать их достойному преемнику по своему усмотрению.
В дервишеских легендах роль Шамса Табризи в обращении Руми и его учеников на «путь Любви» подчеркивается со всей определенностью. В этих легендах Шамс посылает самого Руми к христианину Алексею наполнить вином два кувшина, затем велит привести женщин — танцовщиц и музыкантов, поит всех вином, которое оказывается «божественным», и под его воздействием все они начинают ритуальный танец «сема» и, танцуя, поднимаются в воздух. Согласно тем же легендам противники Шамса обвиняли Руми в том, что он поклоняется своему наставнику как Богу. (Эти легенды изложены в жизнеописании тюркского святого Хаджи Бекташа Вели, современника Шамса Табризи - «Вилайет-наме Хаджи Бекташа Вели». Стамбул, 1958.)
Шамс Табризи исчез в 1247 г. Одна из версий гласит, что он погиб от рук убийц из числа мюридов Руми, завидовавших той любви, которую испытывал к Шамсу Руми. Среди них был и младший сын Руми - Алааддин. Злоумышленники уговорили его участвовать в убийстве, чтобы «спасти честь и достоинство отца, матери и сестер».
Однажды ночью Шамс сидел в уединенной келье вместе с Руми. Он заметил, что через окно кто-то делает ему знак выйти. Тотчас Шамс встал и сказал:
- «Меня вызывают, чтобы убить».
После долгого раздумья Руми произнес:
- «Творение и власть принадлежат Ему. Мы должны следовать этому аяту и тому, кто его ниспослал, и это истина».
Тогда Шамс вышел из кельи.
Семь злоумышленников, притаившихся неподалеку, набросились на него с ножами и нанесли ему несколько ран. Шамс закричал так громко, что покушавшиеся на него мгновенно потеряли сознание. Когда они пришли в себя, Шамса нигде не было. Им удалось обнаружить лишь несколько капель крови.
Руми тяжело переживал гибель Шамса и не мог в нее поверить. Он целыми днями ходил взад-вперед по двору медресе, а ночью не смыкал глаз. Должно быть, тогда родились в его душе горькие строки, похожие на крик:
Кто сказал, что умер этот Вечно Живущий,
Кто сказал, что солнце надежды угасло?!
Если человек зажмурит свои глаза и скажет,
Что зашло солнце, кто ему поверит?
Кто сказал, что умер дух — вестник любви?
Кто сказал, что архангела Джебраила убил удар кинжала?
Только тот, кто сам умер, подобно Иблису,
Мог подумать, что умер Шамс Табризи.
Некоторые из убийц Шамса вскоре сами погибли: одних сразил паралич или другие тяжкие недуги, другие упали с крыши и разбились насмерть, сын же Руми Алааддин умер от страшной лихорадки, а Руми даже не пришел на его похороны.
Через сорок дней после исчезновения Шамса Руми повязал на голову чалму дымчатого цвета и с тех пор больше никогда не надевал белую. Он приказал сшить себе одеяние из фиолетового индийского сукна и носил его до конца жизни в знак траура по Шамсу. Многие нечестные люди приносили ему ложные известия о том, что они будто бы видели Шамса в том или ином месте, и Руми платил им деньги за добрую весть, зная, что они лгут.
Однажды сын Руми Султан Велед увидел во сне Шамса Табризи, и тот сказал ему:
«Я сплю в таком-то месте». Султан Велед с несколькими мюридами направился туда и обнаружил тело Шамса на дне колодца, куда оно было брошено убийцами. Они достали тело Шамса, принесли его в медресе Руми, набальзамировали и тайно похоронили. Руми не знал об этом.
Согласно другой легенде, когда убийцы отрубили голову Шамсу, его тело не упало на землю, но подхватило свою голову и, совершая «сема», скрылось, воскликнув: «Держи меня, о, Повелитель!» Руми, сидя в келье, услышал этот призыв, выбежал наружу и вскричал: «Где ты, Шамс Табризи?» Затем он разодрал на себе рубаху и босой, с непокрытой головой отправился на поиски.
Тюркский святой Хаджи Бекташ Вели указал ему, что Шамса следует искать в Тебризе, в квартале Хамушан. Руми пришел туда и увидел, что Шамс танцует на верхушке зеленого минарета. Руми бросился бежать по лестнице наверх, но никого не обнаружил. Он посмотрел вниз и увидел, что Шамс уже танцует там. Семь раз Руми спускался и поднимался вновь, но не мог поймать Шамса. Поднявшись на минарет в седьмой раз, он вскричал: «Держи меня, о, Шамс Табризи» — и бросился с минарета. Шамс Табризи протянул правую руку и поймал Руми, так что даже волос с его головы не упал при падении. После этого Шамс якобы сказал ему: «Здесь ты обмоешь меня, завернешь в саван, прочтешь молитву и похоронишь».
После этого он положил свою голову на землю и сам вытянулся рядом. Руми похоронил тело своего духовного наставника на том месте, после чего направился в обитель Хаджи Бекташа и пребывал там сорок дней в молитвах и посте.
Одно из стихотворений, возможно, принадлежащее самому Шамсу, так описывает его отношения со смертью:
Пусть смерть выйдет ко мне, если она мужчина,
Я сдавлю ее в своих крепких объятьях.
Я вытяну из нее ее бесцветную, невидимую душу,
Она же пусть стянет с меня разноцветное мое платье.
Разгадать до конца тайну Шамса Табризи едва ли когда-либо удастся. Но его встреча с Руми и трехлетняя дружба с ним навсегда остались примером духовного пробуждения человека, архетипом, запечатленным в глубинах турецкой духовной культуры.
___________________________________________________________
ЛИТЕРАТУРА:
- Фиш Р.Г., "Джелаледдин Руми", М., 1972. // Б: 72-71/138; 139
- Шамсаддин Ахмад аль-Афляки аль-Арифи, "Манакыб уль-арифин" (на перс. яз.), Анкара, 1959. — т.т. I-II.
- Джелаледдин Руми (Мевляна Джелаледдин Мухаммад), "Диван-и кебир" (на перс. яз.), Рукопись, Библиотека музея Коньи (Турция).
- Мидхат Бахари, "Терджемеи Рисалеи Сипехсалар бе Манакыби Худавендигар", Стамбул, 1331 г. х. (на османско-турецком яз.)
- Мухаммад Бахааддин Велед, "Ибтида-наме" (на перс. яз.), Тегеран, 1315 г. х. ш. (1937).
- Сакиб Деде, "Сефинеи нефесеи мевлевийан" (на османско-турецком яз.), Каир, 1283 г. х.
- Haci Bektaş-i Veli, "Menakib-I Hünkâr" (на турец. яз.), — Istanbul, 1959.
________________________________________
ИСТОЧНИК:
Юрий Анатольевич Аверьянов — специалист по иранской литературе Центра восточной литературы Российской государственной библиотеки, сотрудник Института востоковедения РАН.
В результате длительных исследований в России и Турции автор реконструирует доселе неизвестные эпизоды духовного общения выдающегося средневекового поэта с загадочным дервишем - Шамсом Табризи.
Из журнала «Восточная коллекция» № 1 (№ 4 - в сквозной нумерации), 2001
http://orient.rsl.ru/magazine-101.html
виа: http://koshkopjos.livejournal.com/833826.html?view=6704162
|
|
 Зарегистрирован |
|
|
|
tanuki
Гость
|
 |
Re: Юрий Аверьянов: «Солнце веры» Джелаледдина Рум
« Ответить #1 В: ноября 28th, 2009, 11:08pm » |
 Цитировать  Править
 Удалить
|
Сравните, как интересно совпадают способы обучения суфийских и буддийских учителей:
До знакомства с Руми, насколько известно, Шамс Табризи отверг дружбу и признательность другого знаменитого персидского поэта XIII в. — Аухададдина Кермани, который якобы просил его: «Прими меня в свое подчинение и товарищество». Шамс Табризи отвечал ему: «Ты не выдержишь моей дружбы». Но Аухададдин настаивал. Тогда Шамс сказал: «Будешь ли ты со мной вместе пить вино среди бела дня посреди багдадского рынка?» Аухададдин сказал: «Я не могу этого сделать». Шамс продолжал: «Сможешь ли ты тогда найти хорошего вина и принести его мне?» Аухададдин отказался и от этого, и Шамс сказал: «Удались от лица суфиев».
и:
"Калу Ринпоче так рассказывает о встрече Миларепы и Гампопы. В то время как Гампопа шел к Западному Тибету,
Миларепа давал учение в горах, окруженный множеством учеников. Он сказал им: «Через несколько дней превосходный монах, реальный бодхисатва собирается прибыть с юга для встречи со мной. Если бы кто-нибудь из вас смог помочь ему, это было бы очень хорошо и очень помогло бы вашему продвижению к просветлению».
Вскоре после этого Гампопа прибыл в область, где жил Миларепа. Он встретил одну из его учениц, которая слышала предсказание, и сказал ей: «Я прибыл с юга и ищу йога Миларепу. Не знаете ли вы, где он?» И женщина сказала: «Вы прибыли с юга, вы — монах... Вы, должно быть, великий бодхисатва, который, как сказал Миларепа, придет. Я помогу вам встретиться с ним. Он просил нас помочь».
Гампопа подумал: «Я должен быть очень особенным человеком, по мнению великого Миларепы, чтобы он сделал такое предсказание». Его распирало от гордости. Когда женщина привела его к Миларепе, йог смог увидеть настроение Гампопы благодаря своему необыкновенному знанию, и он не давал Гампопе аудиенции [две недели], даже при том, что тот был благородный монах. Ожидание охладило Гампопу, и наконец, сидя в своей уединенной хижине, Миларепа позвал его. Войдя, Гампопа с уважением поклонился три раза. Тогда Миларепа пригласил его сесть. «Здравствуй! Пей!» — сказал он, предлагая ему череп, полный Спиртного. Смущенный Гампопа колебался. С одной стороны, он не мог отказываться от того, что предлагал ему человек, к которому он прибыл, чтобы получить обучение. Но, с другой стороны, хороший монах не может пить спиртное. Какая ужасная дилемма. Миларепа настаивал: «Не сомневайся. Пей!» Таким образом, прекратив размышления, Гампопа выпил одним большим глотком полный череп спиртного. «Превосходно! Какой великий знак твоей способности ассимилировать все учение наследия!»" - Кошк., с благодраностью Дракону за найденный отрывок.)
http://www.jagannath.ru/books/index.php?SECTION_ID=399
***
И на изображении, где почти обнажённый Шамс сидит на козьей шкуре рядом с Руми, облачённым в халат и чалму - обратите внимание на интересную позу Шамса. Это характерная медитативная поза йогов. А колени Шамса поддерживаются "медитативным поясом", который и ныне распространён в Индии и Тибете. Да и у нас тоже используется довольно часто:
Мне кажется поразительным (не удивительным при существовании шёлкового пути, но поразительным, тем не менее) сходство Шамса с тибетским налджорпой ("Тибетский термин "Налджорпа" (тиб. rnal `byor pa, Йогин на санскрите, "Йог" в общем употреблении) означает отшельника-практика, т.е. мастера, опытного в медитации и магических играх. Буквально Налджорпа означает "привязанный к безмятежности", "верный подлинной личной реальности" или "олицетворение союза мужского и женского принципа"." (http://www.abhidharma.ru/A/Guru%20Mahasiddhi/Content/Iogi/Iogi.htm)
и там ещё много йогинов, которые сфотографированы с этим поясом через плечо, когда он не используется для поддержания ног и спины. - Кошк.)
|
|
Зарегистрирован |
|
|
|
tanuki
Гость
|
|
Re: Юрий Аверьянов: «Солнце веры» Джелаледдина Рум
« Ответить #2 В: ноября 29th, 2009, 12:41am » |
Цитировать Править
Удалить
|
да, вот ещё классический облик современного налджорпы:
 Танг Тонг Гьялпо – йогин, ушедший в возрасте 150 лет. (Из росписи в монастыре Салубары)
источник: http://snatalya.livejournal.com/243045.html
характерные атрибуты очень сходные: медитативный пояс в спокойном состоянии, не во время практики, перекинут через плечо, обычно его так носят. Рука с чётками касается земли в жесте. символизирующем просветление, как часто изображают Шакъямуни. В другой руке - сосуд исполняющий желания, признак его высокой реализации. Кастовая причёска йогина - волосы собраны узлом наверху головы, распущены по плечам. Ну, и так далее. Ноги укутаны, считается, что ноги надо держать в тепле 
|
|
Зарегистрирован |
|
|
|
|
Главная
Помощь
Поиск
Участники
Вход
Регистрация
Ответить
Уведомлять
Послать Тему
Печатать