|
||
Заголовок: Подцензурная библиотека Прислано пользователем Mim на января 3rd, 2014, 11:35pm В теме публикуется ряд... ну, пожалуй, фанфиков. Некоторые из них сочинялись как материалы для игр по Толкину и ... да, по "окрестностям", вроде последнего "Нуменора" Л. Бочаровой, другие - просто так. Название темы обусловлено тем, что большая часть этих текстов хранилась в архивах нуменорской цензуры, соответственно, не оказав ни малейшего влияния на ход игры. |
||
Заголовок: Re: Подцензурная библиотека Прислано пользователем Mim на января 3rd, 2014, 11:41pm Для затравочки: Айнулиндалэ За пределами времени, пространства и прочих условностей хор айнур под руководством Эру сливался в музыкальном экстазе. Кульминация была близка, как вдруг гармонию перебил диссонирующий звук. Это Мелькор, музыкант талантливый (знатоки прочили ему место Эру - если, конечно, дотянет до конца Вечности), но как раз поэтому иногда зарывающийся, взял на октаву выше, чем следовало - и, конечно, не рассчитал силы, сорвался на фальцет, а закончил и вовсе петушиной трелью. На краткий миг (именно тогда впервые и возникло понятие протяженного времени) хор замешкался, но многоопытный дирижер восстановил порядок железной рукой, подав сигнал литаврам, затем добавив медные духовые - и вот божественная импровизация завершилась, оставив головокружительное послевкусие... и еще что-то неопределенно-туманное посреди сцены. - Эа! - удивился Илуватар, роясь в партитуре. - Вот ЭТОГО в плане точно не было! - Это я во всем виноват! - ныл Мелькор. - Маэстро... это... Давайте я туда... сам.. в ссылку... я все исправлю, честно! - В творческий отпуск, - мягко поправил Эру. - А что... в самом деле, сходи. Проветрись, оцени, так сказать, свое творение изнутри... Мелькор всхлипнул, устремился к туманному пятнышку и растаял в нем. - Как бы он с тоски с собой чего-нибудь не учудил...- бормотал Илуватар. Он приобнял компанию струнников, благо ручищ на всех хватало, и подтолкнул следом за певцом. - Вот что, ребята... ступайте-ка вы за ним. Присмотрите там. А как следующую репетицию собирать - я за вами вон Тулкаса сгоняю. Слышал, Тули? Не забудь, я на тебя надеюсь. Патлатый ударник отложил триангль и мечтательно кивнул вслед уходящим в Бытие товарищам по оркестру. |
||
Заголовок: Берен и Тингол: история любви (не слэш) Прислано пользователем Mim на января 3rd, 2014, 11:47pm - Оставьте нас, - приказал король. Берен почувствовал, как в спину дохнуло от бесшумно захлопнувшейся двери. Шагов охранников он не расслышал. но не сомневался – в комнате не осталось никого, кроме них двоих. Тингол сидел спиной к вошедшему и ворошил угли в камине. Через пару минут, так и не обернувшись, он спросил: - Итак, зачем же ты пришел в мой дом, о Берен, сын Барахира? - Тебе известно лучше, чем кому бы то ни было, о король синдар, что я пришел сюда не по своей воле. - ответил Берен. – Тем не менее, я и в самом деле хотел видеть тебя. Я хотел… - Просить руки моей дочери, Лютиэн, - кивнул Тингол. – Ну конечно же. И дочь моя, вне сомнений, твоему желанию не противится. Берен ожидал ярости. Ожидал ледяного презрения. Но Тингол был спокоен. Слишком спокоен. - Что ж, Берен, сын Барахира, я дам тебе свое согласие, - Тингол явно остановился на полуслове, и Берен ждал продолжения – ТАК согласие не дают. - Да, я даю свое согласие, если в качестве свадебного дара ты принесешь мне Сильмарил из короны Моргота. Вот так, значит. Что ж… Берену было не привыкать к ударам. Даже к таким ударам. И здесь не было Лютиэн – он мог не щадить ее чувства к отцу. Он мог ответить на удар – так, как отвечал всегда. - Дешево же ценят своих дочерей эльфийские владыки, если меняют их на нолдорские побрякушки! – сказал он медленно, с расстановкой, так, чтобы ни один звук не затерялся в покрывавших стены гобеленах. – Когда я вернусь в твой дворец, король Тингол, в моей руке будет Сильмарил. Берен поднял глаза и наткнулся на улыбку Тингола. - Хороший ответ. Красивый. Как раз для легенды. Ты запомни его, Берен. И слова запомни, и то, как ты их сказал. Пригодятся завтра: прикажу это я привести тебя в тронный зал, потребую Сильмарил, а ты мне вот этак при всем народе. Сумеешь повторить? Берен отшатнулся. Он был один на один с безумцем. Тысячелетним, могучим, непонятным сумасшедшим, и теперь… - Нет, Берен, я не лишился разума. А жаль, между прочим. Дешево ценю? Во всей Эа было только два сокровища, которые я воистину ценил. Моя жена. И моя дочь. Одно из этих сокровищ ты у меня отнял, о незваный гость моей земли. - А ты, король, никак собирался держать свою дочь при себе вечно? Или, может быть, дочь потеряна для тебя, потому что посмела полюбить презренного смертного? - Презренного? О нет. Я, Берен, не только люблю, я и знаю свою дочь. Если уж она полюбила тебя – значит, нашла в тебе то, чего не было во всех этих героях, художниках, мудрецах, что окружают ее в моем дворце. Раз полюбила – значит, ты достоин ее… и сейчас я в этом убеждаюсь. Но ты смертен, Берен, что правда, то правда. Сколько ты проживешь? Пусть ты будешь удачлив в боях, пусть тебя не коснется дряхлость, свойственная вашему роду в старости – уж в этом и я бы смог тебе помочь! – и все равно: сколько ты проживешь? Много если сорок лет, сколько я наслышан о сроках вашей жизни. Сорок лет, целая жизнь для вашего рода, но краткий миг для нас! а потом ты уйдешь навсегда… и моя дочь уйдет за тобой. Уйдет и не вернется, хотя для нас, эльфов, и возможен возврат из-за Предела. Для нас, но не для вас. Своей любовью ты отнял у меня дочь, ты погубил ее, потому что она не сможет пережить тебя, Берен, подумал ли ты об этом? - Да. – он ответил сразу. Да, он думал об этом… и он нашел ответ. – Да. Я задавал себе те же вопросы, и я хотел отказаться от твоей дочери, король Тингол. Я не думал о твоей боли, уж не обессудь… но ее гибели я хочу менее всего на свете, а ведь мы, смертные, тоже слышали о том, как любят эльфы. Я хотел отказаться. Но то, что происходит с нами, выше моего желания и более моих сил. - Догадываюсь, - кивнул Тингол. – Можешь мне поверить, я знаю, как это бывает. Все верно, даже миг такой любви стоит тысяч лет без нее. Но вот о чем ты наверняка не подумал, Берен: дай я вам свое согласие, благослови я ваш брак – и жизнь с тобой станет для Лютиен мукой. Молчи… - эльф впервые посмотрел в глаза собеседнику. – молчи. Я объясню. Жизнь с тобой будет для нее мукой потому, что каждый день, каждый миг она будет чувствовать, как те, кого она любила и уважала… жалеют ее. Смеют ее жалеть, понимаешь? Мне ты можешь не объяснять ничего. Я вижу и сам. Но для всех остальных… срази ты сотни прислужников Врага, верни свои земли с лихвой, стань великим вождем среди своего народа – все равно ты останешься для них презренным смертным, который втерся в доверие к прекраснейшей из эльфийских дев, к тому же дочери короля. Презрение, ненависть, зависть к тебе – ты это можешь пережить, не сомневаюсь. А вот жалость… да, найдутся ведь и ЛУЧШИЕ. Мудрые и прекрасные душой. Те, что станут жалеть вас обоих. О, разумеется, они будут… деликатны. Они не проявят свою жалость ни словом, ни делом. Но, думаю, даже ты сумеешь почувствовать, что к чему, а Лютиэн просто не сможет не почувствовать, так уж мы, эльфы, устроены. И знаешь, Берен, мне тоже жаль. Жаль, что о моей любви слагают песни и легенды, а о вашей не станут. Жаль, что моя любовь могла и может просто быть, а вам с Лютиен каждый день придется доказывать ее существование – другим, тем, кто и права не имеет о ней судить. И вот я подумал, что стоит сделать так, чтобы ваша любовь сама стала легендой. Чтобы те, у кого не хватит ума понять – просто замирали перед ней в преклонении и восхищении. Тоже не бог весть что, но все лучше, чем жалость. Вот поэтому я и потребовал Сильмарил. Спесивый дурак, посылающий возлюбленного дочери на верную смерть – добывать у Врага Мира прекраснейший из камней, хранящий Предвечный Свет, камень, что меняет судьбу каждого, кто к нему прикоснется хотя бы в помыслах. Отличное начало для сказания, тебе не кажется? И то, что ты решился принять вызов – а ведь ты уже решился – добрый знак: сказание уже складывается вокруг нас. Великое сказание о любви, что прекраснее земель Запада и быстротечнее, чем первоцветы. Это то немногое, что я могу подарить тебе и Лютиэн. Величайший, невозможнейший подвиг – или хотя бы попытку совершить невозможное, решимость это совершить. Гибель… да, скорее всего гибель. Но гибель – ты знаешь – суждена вам в любом случае. А так ты хотя бы будешь знать, во имя чего умираешь. И она тоже. Берен подошел к очагу и сел напротив короля. Слова рвались с языка, их было много, слишком много… и, должно быть, поэтому он спросил о наименее важном. - И завтра, в тронном зале, ты выставишь себя таким вот дураком? - Ну да, - весело ответил Тингол. – Почему бы и нет? Мнение моих любезных поданных, равно как и тех, кто будет спустя столетия слушать сказания о вас, мне, как у вас, аданов, говорят, по причинное место. А Мелиан поймет меня. Лютиэн… надеюсь, что поймет тоже. Со временем. Сейчас, конечно, мне придется посадить ее под замок, чтобы она не рванула за тобой следом. Все равно сбежит, конечно, когда придет время, и не вздумай говорить, что не примешь ее помощи. Примешь, потому что эта помощь придет к тебе ВОВРЕМЯ, как последнее спасение – или Лютиэн не дочь своей матери! Вот только не знаю, спасет ли. Не думаю, если честно. Пить будешь? – король извлек откуда-то глиняную бутыль немалого размера и пару чашек без ручки. - Наливай, - ответил Берен, сын Барахира. |
||
Заголовок: Сказания Подгорного Народа Прислано пользователем Mim на января 3rd, 2014, 11:51pm Сказание 1. О Валар. Странствуя в Вековечной Пустоте, Эру увидал кусок Тумана. «Неплохая заготовка,- подумал Эру,- для какого-нибудь нового Мира!». И сковал из этого куска Зеленую Арду. «Это хорошая работа!- подумал Эру.- Пожалуй, она стоит того, чтобы населить ее и обустроить. Однако мне понадобится помощник: за каждой мелочью не углядишь, к тому же у меня и другие дела найдутся!» Тогда Эру взял немного огня и слепил из него Огнебородого Махала. «Славься, Отец!– сказал Махал почтительно.– Зачем ты привел меня сюда?» «Ты – Мастер! – сказал Эру.- Я даю тебе власть творить и изменять живое и неживое. Сейчас я покажу тебе, как это делается!» – он взял немного Ночи и слепил из него Моргота Черного. «Ну, здравствуй, Отец!- сказал непочтительно Моргот.- А это что еще за хлюпик?» - и показал на Махала, который возвышался над ним, как огненная гора. «Это – твой старший брат. Он Мастер. Ты должен во всем помогать ему и слушаться его!» – сказал Эру. «Еще чего! Ты создал нас обоих – значит, мы равны. А что значит «старший» или «младший» для бессмертных? Забери меня отсюда, я тоже хочу быть Мастером – в своем мире!» Махал подумал, что Арда – не его мир, а мир Эру, и лишь доверен ему в управление, но ничего не сказал. А Эру понял мысли Махала и вздохнул: «Вижу я, не будет мира между братьями. Других помощников мы с тобой , Махал, станем ковать вместе – тогда они признают тебя старшим. А Моргота я заберу с собой. Жаль – он был бы тебе хорошим помощником, я ведь дал ему все достоинства живого и неживого!» А Моргот услыхал это и возгордился. Эру и Махал долго работали вместе и выковали братьев и сестер Валар. Каждому они давали одно из достоинств. Манве получил прозорливость и царственность, Ниенна – милосердие, Намо – мудрость и справедливость. Вместе Валар обладают всеми достоинствами, вместе они – могучая сила, их сила равна силе Махала, Мастера, но они помнят, что Махал участвовал в их создании и чтут Огнебородого старшим, во всем слушая его советов. Для каждого Эру и Махал брали разный материал: например, Манве они сделали из Ветра, Ульмо – из Воды. Но все Валар несут след работы Мастера, след Огня – глаза их пылают мягким, но ярким пламенем. Лишь у Моргота глаза темны, как ночь. Закончив работу с Валар, Эру предложил: «Теперь, Махал, попробуй сам!» Махал попробовал, и создал своих первых слуг – Майяр. «Отец, но они слабее, чем я и мои братья и сестры!– воскликнул Махал.– В чем же моя ошибка?» «Ошибки нет, - сказал Эру,- Ты исправно выполнил то, чему научился. Но потому-то сила твоих созданий и меньше твоей собственной, меньше силы Вала – они только копия, ученическая работа. Но даже когда ты начнешь творить сам, помни: твои создания будут слабее тебя, как ты слабее меня. Но такими они останутся не навсегда. Ты получил от меня свободу творить – твори! Постигай мир сам, и однажды ты поймешь, что стал равен мне – это будет прекрасный день! Твоим созданиям придется идти дольше – я полон, ты, мое создание, менее полон, они – еще менее, но и для них возможно пройти этот путь, путь Мастерства (а Моргот слышал это и злился, ибо он стал ленив от безделья в Арде – он ведь не помогал в работе своему отцу и брату! – и хотел стать могучим и равным Эру сразу, не ступая шаг за шагом по пути Мастерства). Ну а теперь мне пора. Теперь ты и твои братья сами справитесь в этом мире. Моргот, пойдем со мной – я создам для тебя новый мир, где ты сможешь учиться творить!» Но Моргот ответил: «Я возлюбил Арду, отец, я останусь здесь и буду помогать моим братьям!». На самом же деле он подумал: «Ломать – не строить. Пусть мои глупые родственнички идут Путем Мастерства. Я подожду, пока они настроят того-сего, потом сломаю и посмотрю, как это устроено. Я постигну их Знание, не прилагая усилий!» Но Эру засмеялся, услышав его мысли, и сказал: «Глупец! Хорошо, что я создал тебя: теперь я буду помнить, что и такому мастеру, как я, возможно совершить ошибку – например, взять для работы негодный материал! Оставайся в Арде, если хочешь. Думаю, мои дети справятся с тобой, если ты станешь чересчур докучать им. Но помни: пока не поздно одуматься и встать на путь Мастерства. Если же встанешь на путь Разрушения, то каждое разрушение, которое ты создашь, разрушит и часть тебя. Ты велик, но не бесконечен. Рано или поздно от тебя останется только Ночь, из которой ты создан. Прощай! Если ты не переменишься, ты никогда не станешь равным мне!» – и навсегда покинул Арду, доверив ее Махалу и его братьям и сестрам. Мораль. Помни, гном: если ты начнешь ломать чужое, чтобы построить свое, ты отойдешь от пути Мастера и встанешь, пусть на мгновение, на путь Врага. Сказание 2. О племенах Арды. Манве Сулимо, получивший достоинство Царственности, стал царем среди Валар. Но он помнит, что Махал – Мастер, старший, и всегда советуется с ним в важных делах, особенно же в том, что касается Пути Мастерства. И еще одного из Валар Манве всегда призывает для совета – Намо, Владыку судеб, носителя дара Мудрости. И вот однажды призвал Манве Махала и Намо и сказал Махалу Огнебородому: «Старший брат и Учитель! Вот уже многие годы мы идем Путем Мастерства. Мы создали Младших – майяр – чтобы те помогали нам и учились сами. Мы создали в Арде горы и долины, моря и реки, глубокие пещеры и облака в небе, деревья и цветы, рыб, птиц и зверей. Мы украсили Небо Арды звездами и поставили два Светильника для того, чтобы осветить ее. Разве не хороша наша работа?» «Да, - ответил Махал, Мастер,- мы неплохо поработали в Арде». «Тогда скажи нам, брат, отчего же никто из нас – даже ты, Мастер! – не сравнился пока с Создателем и, кажется, даже не приблизился к нему?» «Думаю,- ответил Махал,- дело в том, что пока мы не создали Иного, никто из нас. Даже майяр – не иное, они – как мы, продолжение нас. Мы должны создать Иное – только тогда мы воистину станем Творцами!» «Есть и другая причина,- сказал Намо, Владыка Судеб.- Арда не отпускает нас. Мы здесь чужие, мы – не часть тела Арды и покинем ее рано или поздно. Также и майяр – когда придет время, они уйдут вместе с нами. Арда чувствует это и требует замены. Давайте же создадим Иное – пусть это будет племя разумных, и плоть их пусть будет плотью Арды!» «Они должны быть упорны и сметливы, - сказал тогда Махал, - иначе они не смогут идти по Пути Мастера!» «Они должны быть красивы, - сказал Манве, - тогда мы будем гордиться ими, а они будут гордиться собой и совершать дела, достойные своей красоты!» «Они должны быть многочисленны, - сказал Намо, - ведь мы создадим их из плоти Арды, значит, они будут уязвимы!» «Да будет так! – сказал тогда Манве. – Мы – три лучших Мастера среди Валар. Давайте же создадим каждый по малому Племени и посмотрим, кто из них окажется достойнее населить Арду!» Тогда Махал пошел в свою кузню и выковал Гномов из костей Арды. А Манве вернулся в свой дом и сплел Эльфов из дуновений ветра и шелеста листвы. Но никто не знает, куда отправился Намо и что стало материалом для создания Людей – хотя сами люди говорят, что вылеплены они из красной глины, что водится в жарких краях и не годится даже на горшки. Затем братья снова встретились, чтобы обсудить свою работу. И сказал Махал, Мастер: «Я не могу сравнить созданные нами Племена, хотя и вижу, что мои Гномы превосходят прочих в способности следовать Пути Мастерства, твои Эльфы, Манве, всех превзошли красотой и мудростью. А вот твоего замысла, брат Намо, я не могу постичь, хотя и вижу работу большого мастера!» «Если ты, Старший брат и Учитель, не берешься оценить нашу работу, то и я не могу этого сделать!» - огорчился Манве. «Тогда скажу я! – воскликнул Намо. – Твои эльфы, брат Манве, мудры, прекрасны и долговечны. В этом они похожи на нас и на майяр – слишком похожи, а ведь мы – прошлое Арды! Поэтому мудрость эльфов всегда будет мудростью Прошлого. К тому же, твои эльфы легки, как ветер – легки и легковесны, капризны и непостоянны, но и упрямы, как дети. Они могут навсегда остаться детьми – но тогда они не смогут сами идти Путем Мастера, да и любым иным путем. Они могут и повзрослеть – но тогда они перестанут быть эльфами! Твои гномы, брат Махал, сильны, сметливы и упорны, они – прирожденные мастера. Они – настоящее Арды. Но, будучи настоящим, они не любят меняться. Это хорошо – если с Ардой все в порядке, но если случится непредсказуемое – а оно может случиться, ведь мы не знаем будущего, мы лишь провидим его смутные отблески! – гномы могут и не справиться с ним, и тогда Арда останется без мастеров. Я же, создавая людей, творил Иное. Люди не так сильны и понятливы, как гномы, но могут стать и понятливыми, и сильными. Они будут жить недолго, и немногое смогут усвоить за время жизни – что ж, это заставит их учиться быстрее и искать свой Путь, быть может, иной, чем Путь Мастерства. Люди слабы, беспомощны, но они могут стать Будущим Арды, и даже я не могу провидеть их судьбу!» Так сказал Намо, Владыка Судеб. «Но если так, - сказал Манве, - мы должны будем помочь людям и научить их Мастерству!» «Мы не сможем, - сказал Намо, - они Иные, они не поймут нас. Люди не смогут услышать наши слова в шуме вод, в голосе ветра. Они не сумеют прочитать наши письмена в беге облаков, в узорах рудной жилы. Быть может, среди них и найдутся провидцы, которые сумеют – но смутна и неверна будет наша беседа. Путь, по которому они пойдут, им придется постигать самим». «Но Моргот может прийти к ним, - сказал Махал, - он выучится их языку и научит их Пути Разрушения!» «Это возможно, - сказал Намо, - но соблазнятся немногие. Люди – живые, а Путь Разрушения враждебен жизни!» «Ты прав и неправ, - возразил Манве Провидец. – Ибо провижу я, что свою короткую жизнь, а значит и чужую – сколь угодно длинную – будет это племя ценить меньше, чем прочие племена. Остальное же скрывается и от меня, ибо будущее Иных смутно, и не ведаю я даже, существует ли оно или же нет». «Вот что решил я, братья! – сказал Манве, Царственный. – Племена, которые мы создали, хороши каждое по-своему. Пусть же они идут в Зеленую Арду и наполнят ее своими голосами, делами своих рук и жаром своих сердец. У них будет Прошлое, Настоящее, а может быть, и Будущее – все время Арды заполнят они собой, и мы не будем более нужны, а сможем идти дальше по пути Мастерства!» И племена Сотворенных, Гномы, Эльфы и Люди, пришли в Зеленую Арду и населили ее. Тогда призвал Манве Махала и Намо и сказал им: «Братья! Мы создали Иное и это Иное живет в Арде. Наши дети наполнили ее делами своих рук и жаром своих сердец. Отчего же мы доныне не свободны? Отчего не завершен наш Путь Мастерства?» «Арда не отпускает нас, - сказал Намо, Мудрец. – Ибо не одни мы пришли в нее, но Моргот, Враг, пришел вместе с нами и ныне разрушает Арду. Покуда мы не освободим ее, не видать нам завершения пути!» «Но как можем мы выйти против нашего брата? – сказал тогда Махал Огнебородый. – Он брат нам, не можем мы идти против него!» «Хуже того, - добавил Намо Справедливый, - если мы ополчимся на нашего брата – станем на его путь, на путь Разрушения, и тогда погибнет все то, что мы создали в Арде – а значит, погибнет творение нашего Отца, быть может, и мы сами вместе с ним!» «Я в затруднении, – сказал Манве – Я не могу оставить зло и не могу наказать за зло, и моя сила – не помощь мне, но помеха. Мастер, Прозорливец и Мудрец не видят ответа – даже собравшись вместе. Быть может, Иные, наши дети, смогут найти ответ. Мы будем ждать и помогать им словом и делом. Ибо они – часть Арды и они могут выйти против Моргота и победить его. Тогда они смогут завершить свой путь, а мы будем свободны и сможем завершить свой». Так сказал Манве, Царственный. Мораль. Настоящее мертво без прошлого. Настоящее мертво без будущего. Учись у прошлого, помогай будущему, но помни, гном: мы – настоящее, мы – дети Махала, мы, гномы – соль Арды! Сказание 3. О приходе гномов. Вот тайные речи Подгорного народа. Здесь начинается рассказ о Приходе Гномов Во дни Светильников было это, во дни мира среди Айнур. В те дни обратились Валар к созданию Иного, и Семь Гномов-Праотцев вышли один за другим из горна Махала. Дьюрин и Ильмар, Тарбард и Тваштар, Хнум, Ерыш и Квасир – меньшой. Махал отковал их, Эру же вдохнул в них жизнь и волю, ибо велико искусство Махала, Мастера. Дьюрином звали гнома, что первым открыл глаза в чертогах Махала. Был государь Дьюрин хорош собой, в плечах широк, и столь велика была его борода, что расчесывал он ее надвое и завязывал концы за спиной, чтобы не мешала работе. Потому-то дети Дьюрина и дети детей Дьюрина называют себя Длиннобороды. Первым из гномов – детей Махала – стал Дьюрин Древний. И первым был он среди тех, кого учил Махал творить словом и делом. Дьюрин же учил слову других гномов, ибо не словами говорил с Праотцами Махал, Дьюрин был первым из живых, кто заговорил словами, ибо было это еще до Пробуждения Эльфов. И потому зовут его гномы Повелитель Речи. И был Дьюрин прозорлив, взором своим проницал природу каждой вещи, потому доверил ему Махал нарицать имена юным гномам, братьям Дьюрина, которые пришли на свет позже. И говорят, что Дьюрин, внимая делам Махала, нарицал имя каждому из новорожденных гномов, и для того придумал он письмена, рекомые Кирт, иные же говорят, что не придумал сам, но вынул обнаженной рукой из горна Махала, кода погружал ее, не дрогнув, покуда Кирт не был завершен. И был Дьюрин тем, кто научил гномов искусству гадания, хотя дети Праотца Ерыша говорят, что гадание на рунах создал именно он. Все, однако, согласны с тем, что Дьюрин создал руны, Ерыш же воистину был искуснейшим из гадальщиков, превосходя в этом самого Дьюрина, и ведал судьбы живого и неживого, за что прозвали его Ерыш Прозорливец. Первым среди мастеров был государь Дьюрин, первым среди учеников Отца Махала. Махал же и Майар, младшие, учили гномов Мастерству. И обрели там Семь Праотцев знание камней и металлов, руды и пламени, Дьюрин же придумал для себя и братьев молот, наковальню и клещи – ибо сам Махал не нуждается в инструментах. Иные, впрочем, говорят, что сам Махал и Майар, младшие, признали, что молотом ковать сподручнее, и немало хвалили Дьюрина за удачную выдумку. Рассказывают и такое, хоть и не все верят этому: столь велико было искусство Дьюрина, что позвали его Махал и Майар в помощники, когда задумали сковать небесный свод из крепкого железа, дабы отделить Арду от холода Вековечной Пустоты. И так жили семь праотцев в чертогах Махала, постигая Путь мастерства, покуда не пали Светильники и не воцарилась Тьма. И сказал тогда Ильмар Густобород: «Вот, Моргот низверг Светильники, и пламя их обожгло Арду. Стыдно будет нам, мастерам, не поправить дело! Отец наш Махал дал нем знание камней и металлов, руды и пламени; Дьюрин, старший брат, дал нам молот, наковальню и клещи – пусть ныне наше знание и умение послужат Арде!» И взял тогда Ильмар лучшей руды, какую сумел найти в Благословенном Крае, и семь дней и семь ночей не выходил из своей кузницы. На восьмой же день вышел из кузни Ильмар и показал братьям и Отцу Махалу свою работу: два новых светоча из стали, один для дня, другой же – для ночи. И рассказывают, что была это первая сталь, скованная в Арде. И столь хороша была работа Ильмара, что ни холод, ни жар, ни время, ни козни Врага не смогли бы повредить светочам. Тогда Отец Махал сказал: «Хороша твоя работа, Ильмар, но как собираешься ты спрятать светочи, чтобы Враг не мог добраться до них?» «Думаю я, - ответил Ильмар,- что нужно закинуть их высоко в небеса, и будут они светить нам и обогревать нас, Враг же не сможет до них добраться и повредить им» «Как же мы забросим их в небеса? И как заставим не упасть обратно?» - спросил Отец Махал. Но Ильмар не знал, что ответить, не знали того ни Майар, ни Валар. Устыдился Ильмар и забросил свои светочи. Но братья помнили, сколь искусную работу сделал Ильмар, и прозвали его с тех пор Кователь Небесного железа. Тогда пришел в чертоги Махала Манве, Царственный, и сказал: «Твои дети – славные мастера, Старший брат, но им не место в Благословенном Крае, ведь мы хотели, чтобы они были Иными. Ты многому научил их, теперь пора им идти своим путем, вдали от нас». «Это так,- сказал Мастер,- но нет сейчас в Арде иного места, кроме Благословенного Края, где не властвовал бы Моргот, Враг. Как отправлю я своих детей на погибель?» «Что ж, - сказал Манве, - пускай же и твои, и мои дети, и дети Намо придут в мирные земли, а если и встретят врагов – так не таких, чтобы не были бы им по силам. Погрузим же наших детей в сон до той поры, пока не придет время оковать Моргота, Врага, и не будет очищена Арда». Так сказал Манве, Царственный, и так сделали братья-Валар. И праотцы Подгорного Народа уснули в чертогах Отца Махала, и спали долгие годы, покуда не пришел срок Пробуждения. Здесь начинается рассказ о Пробуждении Гномов и об основании Подгорного Царства. Было это во время Великой Тьмы, и не пришла еще пора считать дни и годы. Дьюрин Долгобород, Повелитель Речи, открыл тогда глаза в пещерах Нулуккхиздона, и братья его, Праотцы наши, пробудились рядом. И, пробудившись, нашли они многих молодых гномов, что отковал Махал за время их сна. Также обрели они свои инструменты и изделия, сотворенные гномами в Благословенном Крае. И сказал тогда Дьюрин: «Братья, вот народ наш, дети Махала. Пробудим же их, обучим тому из Пути Мастерства, что ведомо нам самим, после же станем учиться вместе, и увы нам, если не создадим великого, что возрадует нас и отца нашего, Махала!». Тода Праотцы нарекли Дьюрина Государем над гномами, ибо первым пришел он в мир, затем же разбудили юных гномов, и те, кого пробуждал один из Праотцев, шли за ним как дети и ученики. И сказал тогда Дьюрин, государь: «Теперь мы – народ. Стало быть, надлежит нам строить свое царство. Пещеры, в коих мы пробудились, кажутся удобными для поселения, и здесь пробудились мы по воле Отца Махала. Что скажете, братья?» И ответили Ильмар и Тарбард, искуснейшие из рудокопов: «Пещеры эти удобны для жилья. Но небогатой кажутся нам эти горы, и непросто будет здесь идти Путем Мастерства!» «Быть может,- сказал Хнум,- Махал испытывает нас? Мы сильны, нет нам нужды в легких путях и готовых убежищах!» Ерыш же метнул руны и сказал: «Кирт не сулит нам покоя на этом месте. Будем жить здесь, пока не найдем и не обустроим новый дом для Подгорного Народа, затем же переселимся!» Тогда Квасир достал лютню и спел им Песню Дороги, и была это первая песня гномов за пределами Благословенного Края. И сказал Государь Дьюрин: «Да будет так!» Тогда Хнум Каменноног и Тваштар Железный Кулак, равно и их ученики, отправидись на поиски, иные же гномы стали обустраивать Нулуккхиздон и земли в округе. Нескоро вернулись ушедшие, но добрые вести принесли они, ибо и Хнум, и Тваштар нашли места, пригодные для поселений Подгорного народа, места же эти стали известны как Габилгхатол и Тумунзахар, и каждый хвалил свою находку и называл ее наилучшей. Тогда, по просьбе Дьюрина, бросил жребий Ерыш Широкозад, и Кирт показал, что следует первым заселить Габилгхатол, Великую Крепость, Тумунзахар же заселен был позднее, когда народ Дьюрина преумножился, но снискал не меньшую славу, и ныне известен как Казад-Дум, Палаты Гномов. И когда был обустроен Габилгхатол, гномы переселились туда, оставив в Нулуккхиздоне памятный знак, ибо место Пробуждения свято для народа гномов. Знак же этот таится во глубине пещер, и можно пройти Нулуккхиздон из конца в конец, не заметив его даже и самым внимательным взором. Когда же все гномы переселились на новое место, велика была их радость, ибо прекрасны были пещеры Габилгхатола и богаты были здешние недра. И было тогда решено справить великое празднество, Квасир же Черноволосый собрал дикий ячмень, что рос на окрестных лугах в изобилии, и, сварив в чане, коий сам выковал, напоил гномов пивом, что веселит душу и крепит тело гнома. И был это первый пир в Подгорном Царстве. И Квасир и ученики его на том пиру одарили гномов чашами и кубками своей работы, а Тарбард и его ученики – перстнями и браслетами; Ильмар же на том пиру поднес Дьюрину корону Государя, что сковал он из металла, найденного в недрах Шарбхунда, Лысого Холма, и крепче и прекраснее той короны не сыскать. И немалое время жили гномы в мире, обустраивая свои земли и совершенствуясь в Мастерстве. Мораль. Чего и вам желаем. Приложение. Краткая опись деяниям, Праотцами Подгорного народа свершенным Дьюрин Повелитель Речи, коего почитают праотцем Длиннобороды. Установитель имен гномов, учился языку у Махала и учил ему прочих гномов. Обладает быстрой мыслью, «знанием всех существ». Распорядитель – установитель порядка гномостроя. Кузнец и строитель. Строит город Казад-Дум (это, между прочим, Тумунзахар, а никакая не Мория), изобретает клещи, молот, наковальню, а также лечит переломы костей. Изобретатель рун. Помогал Махалу ковать небесный свод. Ильмар Кователь небесного железа, коего почитают праотцем Густобороды. Рудокоп, изобретатель кайла и вагонетки. Сварил первую сталь. Нашел мифрил и сковал из него корону для Дьюрина (а потом мифрил у него кончился). После падения Светильников сковал два светоча – один для дня, другой для ночи, но не смог поднять их на небо. Первое копье, первый меч и щит. Герой: победил слуг Моргота, выполнив их хитрые задания. Победил смерть, заманив ее в железный сундук Тарбард Огнепламенный, коего почитают праотцем Огнебороды. Создатель первого колокола, строитель и оружейник, строит дом с помощью железного молота и железных гвоздей. Изобрел отвес. Ювелир: изобрел перстни, ожерелья и браслеты. Изобрел горняцкую каску. Изобрел искусство позолоты и гравировки. Придумал баню. Второй из Государей, учредитель новых поселений – королевств Подгорного народа. Тваштар Прекраснорукий, Господин Форм, коего почитают праотцем Железные Кулаки Первохудожник. Учился дизайну у Мелиан. Сделал для нее туфли из серебра, усыпанные алмазами, и серебро их было отковано в виде изящных чешуек, так что прилегали к ногам как мягкая кожа. И сделал он также вуаль из слабо позолоченного серебра. И все описанные творения не были и десятой частью всех тех вещей которые он и дети его там сделали, и обо всех них не рассказывает ни одна повесть. Первомеханик: создал железные руки покалеченному гному – своему сыну Тлепшу, золотую бороду для гнома, обожженного Подземным Пламенем. Сделал золотого вепря, что вел себя как живой, а когда Тваштар умер, вслед за ним и вепрь перестал функционировать от тоски по своему творцу. Изобретает плуг, делает первый серп. Рисует первые карты, в т.ч. карты пещер, и первые чертежи. Хнум Волшебное Тесло, коего почитают праотцем Каменноноги. Ваятель, плотник. Приручил пони и сделал первую повозку. Делал из камня статуи столь искусной работы, что их принимали за живых гномов, эльфов, людей. Выдрессировал первых овчарок, говорят, что на самом деле тоже каменных. Изобрел гончарный круг, тесло и топор. Первый углежог, открыватель каменного угля. Создатель искусства счета. Изобретатель шахтного крепежа. Ерыш Провидец, коего почитают праотцем Широкозады – первоткач. Изобретатель пряжи и нитей. Придумал гобелены и ковры. Научился выделывать кожу. Нашел каменную соль и научился ее очищать. Придумал подземные грибные плантации. Приручил дроздов-вестников. Придумал разводить коз и намаялся за ними следить. Чтобы легче и быстрее, сделал крылья, полетел и разбился. Квасир Большой Котел, коего почитают праотцем Черноволосые. Первый среди гномов поэт и музыкант. Изобрел гномскую лютню, флейту и барабаны. Изобретатель рыболовства в подземных озерах. Учредитель пиров, создатель первых песен. Придумал магический напиток, поддерживающий силы гномов – т.е. изобретатель пива. Изготовитель первых чаш, кубков, пивоваренных котлов. Сказание 4. О врагах. Здесь начинается рассказ о врагах, о жизни и смерти и о деяниях Ильмара Кователя небесного железа. Во дни Тьмы пробудились гномы ото сна, и немало лиха встретили они в Арде. Но было то лихо по силам гномам. Моргот же Черный не замечал их в те годы: мысли его были заняты детьми Манве и Намо, Махала же, Мастера, он не ставил высоко и народ его считал слишком малочисленным и недостойным внимания. Затем, говорят, был Моргот повержен и окован, и заточен в палатах Намо, но не был никто из гномов тому свидетелем, да и прочие народы не видали того сами, но лишь слышли от Валар и от Майяр, Младших. Когда же повержен был Моргот и слуги его разбрелись по Арде, гномы о том еще не ведали. В ту пору пришел некто в подгорный чертог, прямо в Палаты Дьюрина явился он незваным, и никто не остановил его, ибо не знали тогда гномы нужды ни во вратах, ни в привратниках. Заговорил он без позволения, и так сказал Государю Дьюрину: «Я – слуга и наместник Властелина Тьмы, Моргота Черного, и земля это доверена мне в управление. Вы же пришли и поселились в ней незваные, за что заслуживаете смерти. Но я буду милостив к вам, если вы изъявите покорность и заплатите дань – десятую часть от своей работы, нынешней и будущей!» Засмеялись гномы, Дьюрин же сказал: «О твоем властелине слыхал я, что он – обезьяна Махала. Ибо мечтает Моргот о величии, но ищет легких путей к нему. Поэтому он не в силах ничего придумать сам. Зато он подсматривает, подглядывает, подслушивает, часто ломает то, что сделано другими, стараясь превзойти старшего брата и доказать всей Арде, что он – ее единственный повелитель. И не заслуживает он ни почтения, ни службы, и уж тем менее заслуживаешь ее ты, прислужник Моргота. Что до этой земли, то нет на ней ни поселений твоего народа, ни памятных знаков, ни святынь, никаких следов вашего труда – как можешь ты называть ее своей?» «Вся Арда принадлежит моему Владыке! – закричал незваный гость,– А эти горы он пожаловал мне за верную службу!» «Арда не принадлежит никому,– покачал головой Дьюрин,– один лишь Эру мог бы властвовать над ней, если бы хотел этого». «Но он не хочет – стало быть, власть принадлежит моему хозяину!– завопил пришелец.– Покоритесь же, или вас постигнет ужасная кара!». Тогда велел Дьюрин изгнать незваного гостя за пределы Габилгхатола, но тот захохотал и, завернувшись в плащ, исчез из виду. Дьюрин же повелел выстроить у входа в город гномов крепкие ворота, и сам придумал, как построить их, чтобы никакой силой нельзя было их выломать или открыть незаметно. И с тех пор и прозвали гномы свой город Габилгхатол – Великая Крепость. И так прошел год, а затем к вратам Дьюрина пришел новый посланник. Почтительно просил он о встрече с Государем Дьюрином, и были его речи мягки, но зло скрывалось под этими речами. И сказал он: «Повелитель мой Моргот пребывает в печали. Ибо гномы, народ Махала, нарушают волю Валар. Ведь Валар правят Благословенным Краем, Морготу же отдали здешние места. Гномы же не чтут волю Повелителя». Дьюрин же ответил, что о разделе Арды гномам ничего не ведомо, воли же им достаточно и своей. Посланец же сказал «Вы горды, дети Махала, но времена ныне опасные. Достанет ли у вас сил, чтобы выжить здесь без защиты моего Повелителя? Если же мните вы, что достанет – вот что предлагает мой повелитель. Трижды испытаем мы силу гномов, и если выдержите вы испытания – не потребуем мы власти над Подгорным народом, ныне и на вечные времена живите своей волей. Если же вы не справитесь – признаете власть и защиту Господина Тьмы». Долго думали гномы, и решили согласиться. Ведь не знали они наверное, что лгал посланец о разделе Арды, хотя и подозревали это; и не знали они также, что и сам Моргот уже окован, и лишь немногие из его слуг сохранили силу и власть. А еще потому согласились гномы, что были тогда малочисленны и не хотели войны с Морготом Черным, равно и потому, что верили в силу гномов и не страшились любых испытаний. Но согласились они исполнить лишь то, что не сочтут идущим в ущерб чести Подгорного народа и Пути Мастера. И сказал тогда самозванный посланник Черного: «Вот первое испытание. В двенадцати лигах на север отсюда есть каменистое поле. Сумейте в три дня вспахать его и засеять, и в три месяца собрать урожай! Если выполните – назову я условия второго испытания».Отправил тогда Государь Дьюрин к тому полю двух мастеров да двух подмастерьев, чтобы поглядели они н месте, сколь трудна работа. Отправились те и вскоре вернулись в великом страхе. Ибо не только сухим и каменистым было то поле, но и кишело огромными змеями, и каждый из камней оплетала змея толщиной не менее пяти локтей. Но встал тогда Ильмар Густобород и сказал: «Недостоин этот страх Детей Махала. Завтра выйду я в поле и в три дня вспашу его, вы же озаботьтесь посевом». И всю ночь работал Ильмар в своей кузне, утром же отправился в поход, взяв с собой копье Баразинбар – Кровавый Рог – и щит Гамил Зирак – Седое Серебро: их отковал он за эту ночь, и были они выполнены искусно и предивно украшены, и было это первое копье и первый щит в Арде, и о них есть другие сказания. Отправился с ним и сын его Ивальди, Тваштар же Прекраснорукий сделал за ночь плуг, что пашет быстрее и лучше простой сохи и сам выворачивает из земли и отбрасывает в сторону камни – если достанет силы у пахарей. Тогда пришли Ильмар и Ивальди на Змеиное поле, и Ильмар впрягся в плуг, Ивальди же пошел за плугом. И так шли они, распахивая поле, и Ильмар убивал змей копьем, отбивая их удары щитом, а малых змей топтал башмаками, и тела их удобряли землю. Ивальди же отбрасывал с поля валуны, что оставались поверх земли, и столь сильно бросал их, что иные и до сей поры не упали обратно. Так распахали Ильмар и Ивальди Змеиное поле, прочие же гномы засеяли его ячменем и построили трубы, чтобы провести на поле воду, и зеркала, чтобы осветить и согреть посевы. И было это сделано на славу, а потому не прошло и месяца, как собрали они урожай серпами, которые придумал Тваштар, и славным вышло пиво со Змеиного поля. И вновь пришел Посланец к Государю Дьюрину, и сказал: «Вы выполнили первое задание, гномы, но со вторым вам не справиться. Месяц сроку даю вам, и надлежит вам свести все деревья, что растут на горе Шарбхунд! Но помните – нельзя вам свести их огнем, но лишь своими силами!» И думал он, что дело то никому не по силам, ниже малочисленному племени Дьюрина, ибо в те времена не ведали искусства рубки леса – умели лишь валить деревья с корнем, вокруг же Шарбхунда росли двухсотлетние дубы. И об ином думал Посланец, ведомом ему, но неведомом гномам. Отправил тогда Государь Дьюрин к тому лесу двух мастеров да двух подмастерьев, чтобы поглядели они на месте, сколь трудна работа. Отправились те и вскоре вернулись в великом страхе. Ибо вышел им навстречу Паук, и столь он был велик, что спина его поднималась над макушками дубов, паутина же его была толщиной в руку взрослого гнома, и лишь с великим трудом удалось им спастись. Но встал тогда Ильмар Густобород и сказал: «Недостоин этот страх Детей Махала. Завтра выйду я на Паука и сражу его, как бы ни был он велик» «Но Паука не сразить копьем, сколь бы ни было оно острым!» – сказали тогда гномы, Ильмар же ответил: «Это мое дело»,– и ушел в свою кузню. Ночь напролет ковал Ильмар, наутро же отправился в путь, и на сей раз отправился один, с собой же взял он меч Сигиль Фелак – Долгое Тесло, что выковал он за ночь, меч же тот был искусно сделан и предивно украшен, и был это первый меч в Арде. Иные же называют этот меч просто «Фелак», и о нем есть другие сказания. Ерыш же поднес Ильмару Башмаки-Быстрее-Ветра, в коих может гном бежать быстрее самого быстроногого из эльфов, и нога его не устанет и не оступится. И было так, что отправился Ильмар к Шарбхунду, а навстречу ему вышел Паук и метнул в Ильмара паутину, и оплел его так, что не двинуть ни рукой, ни ногой. Ивальди же следовал за Ильмаром незамеченным, и подбежал к отцу, и, взяв его меч, разрезал паутину. Ильмар же схватил меч Фелак, бросился на Паука, который не ждал теперь нападения от связанного гнома, и перерубил Пауку лапы, а когда Паук упал – отсек и голову. Тогда пришли в то лес гномы с топорами и пилами, кои придумал Хнум Каменноног, и вырубили леса за неделю до назначенного срока, и с той поры звали ту гору Шарбхундом – Лысым Холмом. Дерево же, срубленное там, пошло на крепеж для шахт, и немало от того дела было пользы и славы Подгорному Народу. Слуги же Врага, прослышав об этом, затрепетали, ибо столь велик, зол и силен был Паук, что и сильнейшие из них боялись к нему приближаться. Тогда вновь пришел посланец к Государю Дьюрину и сказал: «Не чаяли мы, что можно выполнить сие и остаться в живых, вы же, гномы, сделали это. И видим мы теперь, что нет для вас невозможного, нет нам нужды далее испытывать силу гномов, и согласны мы, чтобы жили вы по своей воле. Но раз уж было сказано, что задач должно быть три – пусть их будет три, но третье пусть не будет сложным, а станет знаком мира между нами. Знайте, не одним вам ведомы глубины гор, и в вашей горе есть тайны, вам пока не ведомые. Ступайте же по этому ходу вглубь пещер, и найдете там немалое озеро, а в озере – не мало рыбы. Изловите же ту рыбу и приготовьте из нее кушанье – тем отпразднуем мы вечный мир между нами, и пусть будет это не позднее, чем через три дня!» И Государь Дьюрин сказал: «Да будет так!». Тогда ушел Посланец восвояси, Дьюрин же послал к озеру двух мастеров да двух подмастерьев, дабы посмотрели они, много ли рыбы в том озере и хватит ли ее для богатого пира. Но в великом страхе вернулись мастера и поведали, что нет в том озере рыбы ни большой, ни малой, одна лишь Великая Рыба в лигу длиной, в лигу шириной, и пасть ее – в пол-лиги. И понял гномы, что обманул их Посланец Врага, и осердились, и решили, что Вечному миру не бывать. И встал тогда Ильмар Густобород и сказал: «Пусть Посланец обманул нас, но мы взялись выловить в том озере РЫБУ и приготовить ее для пира – стало, надобно сдержать слово!» «Но как ты поймаешь Рыбу? – вопросили гномы.– Ведь тут не помогут тебе ни копье, ни щит, ни меч, ни иное оружие!» И не знал Ильмар, что ответить. Но встал тут Квасир Черноволосый и сказал: «Я могу помочь тебе!». А надо вам знать, что Квасир первым научился ловить рыбу в подземных озерах, и не было равных ему в том искусстве. И ночь напролет работал Квасир не покладая рук. На другой же день вышел Квасир из своей кузни и подал Ильмару сеть Зигильнад – Серебряный Ручей. Столь тонка была эта сеть, что целиком умещалась в кулаке взрослого гнома, но столь велика, что можно ей было покрыть земли или воды на три лиги в длину и на три же – в ширину, и не было силы в Арде, способной порвать эту сеть. Тогда пошел Ильмар к тому озеру, Квасир же и его дети пошли следом, взявши с собой лютни и барабаны, и столь громко шумели они, что казалось – обрушатся своды пещеры, хотя на деле Квасир и знал меру. Услышав сей шум, разгневалась Большая Рыба и бросилась на гномов, а была эта Рыба столь стара, что плавники ее срослись и превратились в лапы, на тех лапах ходила Рыба по дну озера, а при нужде могла выйти и на берег. Так вышло, что Рыба выбралась на берег и бросилась прямо на Ильмара, но Ильмар ждал этого и метнул сеть Зигильнад, Рыба же запуталась в ней и стала в ярости бить хвостом по стенам пещеры, и обрушила большую скалу прямо на Ильмара. Тут бы и конец Ильмару, но подоспели Ивальди и друг его Тлепш из Железных кулаков, и оттолкнули Ильмара в сторону, но Тлепшу тем обвалом перебило обе руки. Тогда подняли гномы Большую Рыбу и отнесли ее в палаты Габилгхатола. И сказал Ильмар: «Дорогой ценой далась нам эта победа. Ибо лучше бы мне погибнуть ныне, чем видеть, как племянник мой Тлепш лишен радости мастерства». «Беда немалая,– ответил Тваштар Прекраснорукий,– но, мыслю я, помочь ей можно». На другой день вышел Тваштар из своей мастерской и принес для Тлепша новые руки, преискусно сделанные из кованого железа, и мог Тлепш работать своими руками не хуже, чем прежними, чему немало дивились и радовались все гномы, дети же Тваштара с тех самых пор зовутся Железные кулаки – в память о геройстве Тлепша и искусстве Праотца Тваштара. Тогда собрался народ Дьюрина на великий пир, и зажарили они Большую Рыбу и пировали три дня и три ночи, посланцы же Врага не посмели явиться на тот пир. На третий же день прилетел к вратам Габилгхатола Орел, посланец Манве Сулимо, и поведал Государю Дьюрину о пленении Моргота Черного. И радовались гномы, что посрамили они слуг Врага, и смеялись над ними много, и славили Ильмара Густоборода. И так обман слуг Моргота послужил гномам к великой славе, им же самим – ко стыду и позору. Рассказывают далее, что за великую обиду себе посчитали слуги Моргота Черного тот позор, и порешили отомстить племени Дьюрина. Во глубине Темной Цитадели разбудили они чудовище, которого сами страшились превыше всех прочих – старуху Тихую Смерть. На коленях просили ее прислужники Врага. Чтобы пришла она к Гномам, а следом – и к прочим племенам Арды, да погибнут они все жалкой смертью во посрамление Эру и Валар, ибо было врагам ведомо, что ненасытна Тихая Смерть и не остановится, пока не изведет всех живущих. Боялись они и за себя, но надеялись на силу своих заклятий, паче же того хотели мести. Послушала их Тихая Смерть и пощла в Габилгхатол, и не остановили ее ни стены, ни запоры. Пришла она к первому Ильмару Густобороду и сказала: «Ты славно жил, гном, но теперь пришла пора умирать!» Ильмар же ответил: «Мне нечего стыдиться в своей жизни – стало быть, готов я к смерти. Но постой, ведь в нашем народе еще никто не умирал. Расскажи мне, как это бывает у других племен Арды?» И стала Смерть повествовать об обычаях Людей и Эльфов, и рассказала о людях, которые кладут погибшего в гроб из долбленой дубовой колоды. Тогда сказал Ильмар: «Постой! Мне это нравится. Погоди же немного, я сделаю для себя гроб, только не деревянный – было бы это недостойно гнома! Пусть будет это стальной гроб, и пусть станет не только последней, но и лучшей моей работой!» Тогда сковал Ильмар гроб из лучшей стали, и был он преискусно сделан и украшен резьбой, что изображала деяния Дьюрина, Ильмара и других Праотцев. И столь плотно был сундук покрыт резьбой, что нигде – даже на днище – не было просвета. Тогда сказал Ильмар: «Завершена моя работа. Пора ложиться в гроб!» И с этими словами улегся в него поперек, так что голова и ноги его торчали наружу. Осердилась Тихая Смерть и закричала: «Бестолковый гном! Да разве же так ложатся в гроб?!!» «Прости меня,– сказал смиренно Ильмар,– но никто из нашего народа еще не бывал в гробу. Окажи мне еще одну любезность – покажи, как это делают люди!» Тогда Тихая Смерть улеглась в гробу, закрыла глаза и сложила руки на груди. Ильмар же схватил крышку гроба и захлопнул ее, охватил гроб и крышку тремя стальными обручами и сказал: «Спасибо за науку! Думаю, ты поучишь нас еще немного – покажешь гномам, как и зачем лежат в гробу до скончания времен!» Рванулась Тихая Смерть в ярости, ибо думал она, что ей и стальные стены – не преграда, но не тут-то было. Ибо деяния Праотцев встали стеной и не пропустили Смерть, и осталась она в Гробу Ильмара, скрежеща зубами. И сказала тогда Тихая Смерть: «Проклятие на тебе, Ильмар Густобород, проклятие на Праотцах Гномов и на всех Живущих! Нет мне ходу наружу, но достанет мне сил призвать мою сестру, Старость, что старит тело и душу! И если не посчастливится вам погибнуть молодыми, попадете вы в когти Старости, и будете дряхлеть и звать меня, но я не приду – по твоей милости, глупый гном! Тебя же, Ильмар, и твоих братьев проклинаю я наособицу: пусть сестра моя, Дурная Смерть, позаботится о вас, пусть не будет вам отныне ни жизни, ни смерти! Ибо недолог будет отныне век каждого их вас – много меньше, чем век любого из гномов – но и покоя в смерти вам не найти, ибо снова и снова будете вы возвращаться к своему народу, и, устав от такого возвращения, станете молить меня о пощаде!» «Что ж,– ответил Ильмар,– зато не сумела ты извести всех живущих, как собиралась. Думаю, отцы наши Валар, придумают, как быть с твоим проклятием, что легло на всех живущих. Мы же, Праотцы гномов, почтем твое проклятие за честь – ибо не устанем мы идти Путем мастерства, народу же нашему, мыслю, будет от того великая польза!» И с этими словами взял он сундук, в котором сидел Тихая Смерть и скрежетала в ярости зубами, и бросил ее в глубокую пропасть, куда нет пути ни живым, ни мертвым. Но с тех пор пришла к Праотцам Дурная Смерть, и погибли они один за другим, предпоследним же погиб Государь Дьюрин, а последним – Тарбард Огнепламенный, что сто лет правил подгорным народом после Дьюрина, после же смерти Тарбарда вернулся Ерыш Широкозад и правил сто лет, затем же вернулся Тваштар, и с тех пор всегда правит гномами один из Праотцев – но лишь на сто лет возвращается каждый из них. И вот, говорят, пришло в Арду проклятие Тихой Смерти, ибо Старость подкралась к живущим. Тогда собрались на совет Махал Мастер, Манве Провидец и Намо Мудрец. И сказал Манве, царственный: «Вот, вижу я, Старость подбирается к живущим и готова схватить их в свои когти. Что будем делать мы, братья, дабы не исполнилось проклятие Тихой Смерти? Думаю я, что моему племени, эльфам, дам я напиток Вечной Юности, и не посмеет приблизиться к ним Старость!» «Напиток хранит лишь тело,– сказал Намо,– душа же эльфов будет стареть, хоть и много медленнее. Конечно, состарившись душой, смогут они укрыться в моих палатах в Благословенном Крае – ибо нет туда доступа Старости. Думаю я, однако, что с людьми я поступлю по-другому: лучше пусть они стареют телом, но не стареют духом. Я пошлю к ним болезни, и, одряхлев от Старости, проживут они недолго, но будут знать о своем недолговечии – что ж, это заставит их пошевеливаться, покуда они еще живы! Я даже рад, что так вышло – я ведь и хотел сделать людей недолговечными, ибо должны они быть Иными, нежели мы, Бессмертные!» «Что ж,– сказал Махал,– Провидец помог своему народу по-своему, а Мудрец – по-своему. Я же поступлю иначе. Мои гномы куда как прочны, непросто будет Старости добраться до них. И думаю, каждый из них сумеет не только прожить долгую и достойную жизнь, но и найти Достойную Смерть на исходе этой жизни. Если же есть для них способ спастись от Старости – думаю, сумеют они найти его сами: недаром же я учил их Мастерству, и Праотцы их пребудут с ними!» И Манве, Царственный, сказал: «Да будет так!». И вышло по слову его. Мораль. Кто сочинил это сказание? Верно, гномы. А точнее? Верно, Густобороды. Всех Праотцев чти равно, а своего – наособицу! Сказание 5. О карликах. По смерти Дьюрина Долгоборода стал править Тарбард Огнепламенный, последний из Праотцев, кто оставался тогда в живых – ибо долог был век Первого Гнома. Был Тарбард искусным мастером, особенно же искусен он был в работе с металлом, в изготовлении инструментов и украшений. Был он также мудрым правителем, преумножившим славу народа Гномов. И число гномов возросло при Тарбарде настолько, что решено было строит новые поселения. Так основан был Тумунзахар, а позднее королевства гномов на Юге и Востоке. Жил в те времена в народе Дьюрина мастер именем Мим, механик, кузнец и ювелир. Никто не помнит, чьим потомком он был и какому клану служил, хотя иные говорят, что был тот Мим сыном самого Дьюрина, но дети детей Дьюрина ныне не верят в это. Одно несомненно – не был Мим из клана Огнебородов, ибо нельзя помыслить, чтобы восстал гном на Отца и Старейшину клана. Говорят также, что Мим был столь мудр и искусен в те годы, что признан был старейшиной в своем клане – после смерти Праотца – и что велика была в те годы его слава в народе гномов. Столь велика, что возгордился Мим и возжелал наибольшей славы для себя одного. И вот, говорят, однажды Мим, старейшина, попросил Тарбарда созвать Собрание мастеров, и Тарбард не отказал ему. А в те годы народ гномов был еще немногочислен, и на Собрание Мастеров сходились все кланы. И выступил тогда перед собранием Мим и спросил: «Пусть скажут мне Идущие путем мастерства, кто достоин быть Единым Государем народа Гномов?» «Лишь лучший из лучших, - ответили ему, - лишь мастер над мастерами может править нашим народом!» «Так почему же, - спросил тогда Мим, - Тарбард правит нами, если я во всем превосхожу его на Пути Мастерства? Пусть даже он – один из Праотцев, нам должно чтить его, но он – не лучший из лучших!» Молчание было ответом ему. Ибо не бывало доселе в народе гномов подобного. Но встал тогда Тарбард и сказал: «Недостойно гнома требовать себе чести и славы иначе, кроме как свершая дивные дела на Пути Мастерства. Потому недостойно то, что сделал сегодня ты, Мим. Недостойно гнома обманывать своих братьев, а ты обманул меня, ибо пришел ко мне как старейшина, прося созвать Собрание, и я созвал его в уверенности, что созываю для дела достойного – а вышло иное. Но сказанное тобой, быть может, справедливо. Ибо я ношу корону Государя как Первый из Мастеров – но, быть может, и в самом деле не являюсь Первым? И думается мне, что недостойным чести Государя было бы не принять твой вызов – и вызов любого другого Мастера из гномов. Всем известно, что ты славный мастер, и много чести нашему народу от такого состязания. Пусть же достойно завершится то, что недостойно началось!» И старейшины прочих кланов сказали: «Да будет так!» «Слушайте же меня, о дети Дьюрина! – воскликнул Тарбард. – Ныне Мим, мастер народа гномов, берется доказать, что он лучший мастер, нежели я. Три работы сделает каждый из нас, и дважды три работы будут представлены старейшинам прочих кланов и Совету Мастеров. Если же два раза из трех признан будет победителем Мим - уступлю ему плащ, корону и скипетр Единого Государя. Ибо знает Махал: я не искал этой чести, мне довольно и того, что воздают мне по мастерству. Бремя же власти пусть несет достойнейший из достойных, ибо в этом – благо народа гномов!» И старейшины сказали: «Да будет так!» Тогда назначено было первое испытание, и Тарбард и его дети отправились создавать свой шедевр, а Мим и его дети – свой. Прошло время, и вот Тарбард представил совету Неустанный Молот – тот, что бьет без ошибки и придает мастеру сил для долгой и трудной работы. Мим же представил топор Рубитель, который никогда не тупится, не щербится и рубит без труда не только дерево, но и камень, и самую прочную сталь. И были молот и топор преискусно сделаны и украшены, и спорили мастера: чья работа лучше послужит славе народа гномов? И решили старейшины, что победил Тарбард, ибо его молот – орудие мастерства, Рубитель же хорош только для разрушения – он столь остер, что и самый искусный мастер не сможет остановить его удар там, где нужно. Тогда назначено было второе испытание, и Тарбард и его дети отправились создавать свой шедевр, а Мим и его дети – свой. Прошло время, и вот мастера принесли свою работу на суд Совета. Тарбард показал, как можно сделать подвесную дорогу для перевозки руды от шахт к кузням. Мим же показал, как можно сделать тележку, что без помощи пони мчится по полям и дорогам с дивной быстротой. И вновь совет принял решение в пользу Тарбарда – ибо нет гномам никакой нужды в подобной спешке. И тогда все стали кричать, что Тарбард победил, и что третье испытание проводить незачем. Но Тарбард сказал: «Мим не показал себя менее искусным мастером. Может быть, ему и не хватило мудрости, чтобы решить, что полезнее всего для народа гномов и его славы. Но мудрость – дело наживное. Пусть третье испытание будет решающим». И старейшины сказали: «Да будет так!» и Тарбард и его дети отправились создавать свой шедевр, а Мим и его дети – свой. Прошло время, и вот Тарбард представил совету Ожерелье Радости. Из чеканного золота и редких камней собрал его искусник Тарбард, но не в красоте было главное диво. Душевное тепло и покой охватывали каждого, кто надевал ожерелье, покой не мертвящий, но радостный и светлый, и сила бурлила в жилах, но и ясность мысли не оставляла. И признали мастера, что это – великое чудо. Мим же явился на совет мрачным. Говорят, все силы и умение вложил он в свою работу и ничего не оставил на потом. Говорят, что он немало странствовал, перед тем как взяться за нее, искал тайных знаний у эльфов, иные же говорят, что у самого Моргота, хотя в это и трудно поверить. Принес Мим на суд совета простую серебряную цепочку, сделанную хотя и безупречно, но безо всяких украшений. Но странная сил была скрыт в Ожерельи Познания, ибо каждый, кто надевал его, находил неистощимые запасы знаний обо всем, на что бы ни падал его взор. И сказали старейшины: «Ты великий мастер, Мим, но на этот раз твое создание недостойно гнома. Ибо если знания обо всем н свете даются нам даром – значит, нет нужды искать совершенства на Пути Мастерства. Каждый и так увидит, ЧТО И КАК можно сделать наилучшим образом из любого материала – а раз так, зачем стараться? Твое ожерелье лишает жизнь гнома смысла. Вернее всего было бы расплавить его немедленно!» «Так значит, - вскричал Мим, - вы, жалкие трусы, боитесь Знания, которое я принес вам? Не моя вина, что вам с ним не справиться! Я не стану унижаться перед вами и уничтожать свою работу. Ибо я лучший из лучших, а надев это ожерелье, с самим Махалом мог бы поспорить мастерством Я ухожу от вас – и, думается мне, век мой будет достаточно долог, и я еще увижу, как поймете вы свою глупость и будете молить меня о прощении!! О, если бы Махал позволил мне не умирать до этого дня!» И тут словно тысяча молотов ударили разом, и громовой голос сказал: «Да будет так!». В тот день Мим навеки покинул свой народ и ушел со своими сыновьями, забрав все имущество, что доверил ему клан, забрав топор Рубитель и Ожерелье Познания, самобеглую же тележку он, говорят, разбил во время своих странствий. С тех пор живут они на горе Шарбхунд, и лежит на них проклятие Махала, ибо нет им смерти, нет дороги в его Горн, доколе не придут к ним гномы просить о прощении - гномы же не придут никогда. Но никто не избавил карликов ни от старости, ни от болезней, и бледными тенями бредут они по своим тайным тропам, злобясь на все живое. Мастерство их утрачено, и уже не одну сотню лет никто не видал изделий их работы. Говорят, впрочем, что порой над Шарбхундом встает багровое зарево, и слышен звук кузнечного молота. Иные думают, что это карлики пытаются превзойти в мастерстве Махала – создать новых, улучшенных гномов. Таких, что признают презренных карликов лучшими из лучших. Мораль. Помни, гном, будь ты трижды талантлив: много думать о себе вредно для желудка. |
||
Заголовок: Мануфрихилиме Абарсафад Прислано пользователем Mim на января 3rd, 2014, 11:52pm адунаикс. "предание о роде Мануфри" В стародавние времена жил в одном городе мастер по имени Мануфри. И говорят, что был тот Мануфри великим умельцем, и всякое дело в руках его спорилось, за что бы он ни брался: и мечи для битвы, и игрушки для детей, и хитрые машины, чтобы сделать легче жизнь горожан, и красивые вещицы, что стоят без особой пользы, но радуют глаз и греют душу – все удавалось Мануфри, во всем он знал толк. А еще был он человеком добрым да веселым, и знания свои не таил под спудом, а охотно делился с теми, кто не чурался запачкать руки работой. И за все это любил Мануфри и простой люд, и знатный, и сам король чтил мастера превыше иных своих родичей. Была, рассказывают, у Мануфри красавица-жена и три молодца-сына. И жил Мануфри на свете счастливее многих, покуда не пришла в его дом беда, какая случается и с прочими людьми: занемогла жена мастера, и хотя был он искусен и в деле врачевания, как ни бился – не смог спасти любимую. Рассказывают далее, что ровно год и месяц горевал Мануфри, не отходил от могилы жены, и уже сыновья его начали опасаться – как бы не лишился отец разума от тоски, как бы не умер раньше предначертанного, ибо не жадностью к отцову добру и не завистью к отцовской славе, но любовью полнились их сердца. Но, говорят, спустя год и месяц вернулся Мануфри в свою мастерскую и принялся за работу, да так, что и оторвать нельзя. Небывалое дело замыслил Мануфри. Ибо увидел он, что не только его счастье разрушается смертью близких. И хотя сам он смерти не страшился, но знал теперь, сколько горя приносит смерть людям. А потому замыслил он понять – почему стареет и умирает все живое, и как можно избыть смерть навеки. Долгие годы, сказывают, трудился Мануфри. Ходил он и в жилища ветхих старцев, что одной ногой уже в склепе, и в осенний лес, где увядает листва, смотрел на то, как точит камень капля воды и как осыпается ржавчиной стальной клинок. И вот что выведал: смерть и тлен несем мы с собой от века. Даже если поделить весь мир на мельчайшие песчинки, что не видимы глазу – и в них найдутся семена тлена, и они распадутся со временем. Но хотя смерть и тлен расползлись повсюду – не из них состоит этот мир. А раз так, решил он – быть может, удастся очистить от них хотя бы часть сущего, и эта часть станет нетленным Светом миру, а там, быть может, выучится бессмертию и все остальное, и тогда тьме и смерти конец. День и ночь работал мастер, чтобы поймать тлен, смерть, зло и тьму, что таятся в глубине всего сущего. Плавил, томил, выпаривал, точил и шлифовал, уничтожал созданное и вновь создавал уничтоженное, ибо труден был его путь, и не ведал он сам, каков должен быть результат. Но вот однажды ночью понял Мануфри, что великий труд его закончен. Ибо и в самом деле очистил он часть сущего от тьмы, очистил раз и навсегда – и нетленным Светом засияли перед его глазами УрийанМиримат, Камни Бессмертия. Велика была радость Мануфри, ибо сотворил он то, чего не удавалось ранее никому из мастеров. Но недолгой была его радость. Ибо тьму, что выцедил он по капле, собрал мастер в большой кувшин, и случилось так, что, любуясь своей работой, он ненароком толкнул тот кувшин и опрокинул его, и излилась наружу черная Тень, в коей тьма-без-света и зло-без-добра. И увидела Тень свет камней, коего не видала ранее, ибо была переплетена с ним, и возжелала она Света – но и возненавидела его, ибо постигла в ту минуту, что не поглотить ей нетленный Свет и не сделать снова своей частью. А пуще того возненавидела она мастера Мануфри, ибо его трудами явился этот Свет. И тогда бросилась Тень на мастера, как дикий зверь, и убила его. Услыхав шум, прибежали сыновья Мануфри. Увидели они свет УрийанМиримат и возрадовались, но увидали и тело отца на полу, и Тень, что склонилась над ним. А Тень, обернувшись к ним, сказала: «Вот, я покарала глупца, что в гордыне своей породил нетленный Свет – но и Тлен освободил на горе живущим! Ныне заберу я этот Свет, чтобы никто из людей не мог владеть им и избавиться от моей власти! Страшитесь же снова встретить меня на своем пути!» И тогда Тень схватила УрийанМиримат, хоть и жгли ее камни своим Светом пуще огня, и исчезла без следа. В ту ночь дали сыновья Мануфри слово, что до самых краев земли будут они преследовать Тень, чтобы отнять у нее работу отца и вернуть людям. Собрались они в путь, вышли на перекресток дорог – и разошлись на три стороны света, на Север, Восток и на Юг, и лишь на Запад не пошел никто, ибо ведомо было братьям, что нет там ничего, кроме бесконечной пустыни моря. Старший из братьев отправился на Восток. Он прошел многие земли, и видел на пути много зла. И он сказал себе: Тень правит в этих землях. Стану я против ее власти, и тогда Тень придет сама, чтобы покарать меня. Тогда мы сойдемся в бою, и месть моя свершится, и обрету я УрийанМиримат, и стану бессмертным владыкой, повелителем бессмертных земель! И вот, стал он собирать вокруг себя племена, покоряя их своей власти и утверждая среди них закон и справедливость, верность и честь, а тех, кто не хотел его слушать, карал он железной рукой. Великое царство выстроил старший брат, и воздвиг себе дворец на высокой горе, и власть его не знала предела. Но вот однажды посмотрел он в зеркало на стене – и вот, Тень смотрит из зеркала его глазами. И понял старший сын, что проиграл он бой, так и не начав его, и царство его стало царством Зла. Средний сын шел на Юг и ждал, что свет в его сердце укажет ему дорогу к УрийанМиримат. Но свет был во всем, что видел он на пути, и был в его собственной душе, но и тьма была там же и сбивала с дороги. Так он шел, и рассказывал встреченным людям о нетленном Свете, и иные оставляли свои дела и шли за ним следом, другие же смеялись над ним. И так скитался он сам и те, кто его слушал, и поныне скитаются они в поисках Света посреди тьмы, но лишь немногие сумели сохранить в душе толику нетленного сияния Камней Бессмертия. Младший же отправился на Север, где холод сковывал сердце. И там, среди вечной тьмы, среди снега и льдов, нашел он черный дом Тени, что вселял ужас и в храбрейшие из сердец. И младший обнажил свой меч и вошел в дом Тени, и увидел он Тень, спящую на троне посреди холодного зала. Ни души не было в этом зале, ибо нетленным Светом освещали его УрийанМиримат, а Тень ни с кем не желала делиться этим Светом. И когда подошел младший сын Мануфри к черному трону, то увидел он, что у Тени лицо его брата. И понял он, что не сможет нанести смертельный удар такому врагу – ни спящему, ни бодрствующему. А потому снял младший сын железную корону с головы Тени, достал из нее УрийанМиримат и бежал из ее дома, чтобы спасти Свет от Тьмы и Добро от Зла. И многие люди из тех, кто жил в тех краях под властью Тени, устрашились Света камней и бежали на Восток, в царство Зла, но иные, увидев Свет, возлюбили его и пошли за ним как за спасением и надеждой. И многие из них тогда отправились в дальний путь за младшим сыном Мануфри. Тень же, пробудившись, разгневалась и стала преследовать их. И долгие годы шла погоня, до самого края земли, и многие погибли в боях с Тенью, иные же, устрашившись трудного пути, бежали и сгинули во тьме. Лишь младший сын Мануфри был непреклонен, и немногие верные с ним, и шли они сквозь тьму, и Свет Нетленный вел их за собой. Но вот бесконечное море раскинулось перед ними, и не было пути далее. Тогда младший сын Мануфри, что был мастером под стать отцу, построил корабль, чтобы скрыться от Тени за гранью вод. Взошли беглецы на корабль и пустились на Запад, и три дня и три ночи рассекали они волны, на четвертое же утро Тень встала перед ними из воды и смеялась: «Глупцы! Во всем сущем есть толика Тени, и в водах, и в воздухе, и в вас самих! Нигде не скрыться вам от Тени, хотя бы бежали вы вечно! Но ныне погоне конец – отниму я УрийанМиримат и напьюсь их светом, и не будет конца моей власти! Отдайте же камни добром, и тогда я, быть может, пощажу вас и приму как рабов в свои чертоги – смотрите вечно на отблески УрийанМиримат во тьме, страдайте без конца, зная, что вы держали этот Свет в руках, страдайте, но живите без смерти – разве не этого хотели вы, безумцы, освободившие Тьму?» ««Не бывать тому вовеки!» – вскричал младший сын и, размахнувшись, бросил в небо один из камней, а за ним и второй. И так сильно бросил он камни, в надежде избавить их от Тени, что поднялись они превыше небес. И поныне они светят нам оттуда, нетленные светочи, Луна и Солнце. Страшно закричала тогда Тень, вида, что два из трех камней утрачены для нее навеки, а свет их достанется теперь всем людям, и бросилась она на младшего сына, чтобы отнять последний - но блеск камня ослепил и отбросил ее. Все яростнее бросалась Тень, и все ярче светил камень в руках младшего сына, и вот упали они вместе с корабля, и свет камня затерялся в глубинах вод, и Тень, растратившая свою силу, захлебнулась и исчезла без следа. Беглецы же, избавившись от погони, не знали, скорбеть им или предаваться радости. Ибо свет двух из трех камней остался с ними, но потеряли они вождя и друга, а были с ними и жена, и дети младшего сына мастера, коих обрел он за годы странствий. И горше того, думалось им, что не исполнена клятва трех братьев, ибо третьего камня не вернуть. Но в тот миг, когда скорбели беглецы, поднялась из морской пучины благословенная земля Запада, Нуменорэ, что не знает Тени и тления, поднялась и стала домом для племени младшего из сыновей старого мастера. Так вернулся миру третий из УрийанМиримат, и здесь конец истории о роде Мануфри. |
||
Заголовок: Барухил зи Нимрифель (княжеский сын и дочь эльфийс Прислано пользователем Mim на января 3rd, 2014, 11:58pm Жил-да был на свете один князь. Был он и богат, и славен, да вот беда: не было у него детей. Оттого князь день и ночь горевал: вот придет смерть, на кого все княжество останется? Как-то раз поехал тот князь на охоту, отбился от свиты и заплутал. Но был он не робкого десятка, и хоть опасно ночью одному по лесу бродить – решил он идти наудачу, авось и выйдет к какому ни на есть жилью. Слез князь с коня, повел его в поводу, идет себе потихоньку, смотрит – вдалеке, сквозь деревья, вроде как огоньки мерцают. Ну, думает, не иначе как тут дровосеки заночевали, а хотя бы и разбойники – все живые люди! И пошел на свет. Шел-шел, а свет вроде и не убегает, но и ближе не становится, не иначе чары! И вдруг открылась перед князем поляна, а на той поляне, вокруг большого гриба, эльфы порхают да светятся, ровно светлячки. И не просто так порхают, а кружат, ровно в танце, да так изящно – князь и во дворце своем на празднествах этакого не видывал! А на макушке гриба сидит Король эльфов, смотрит на своих подданных да радуется. Рядом королева сидит, крылышки сложила – ну как есть бабочка! Засмотрелся князь на это диво – отродясь он эльфов не видывал! – да ступил неловко, хрустнула под ногою ветка – тут эльфы его и заметили. Зашумели, залетали вокруг, кричат – «Чужой, чужой!» Острыми травинками в лицо тычут, блеском глаза слепят! Но тут Король эльфов как гаркнет: «А ну-ка тихо, ночное племя! Эй, кто там ни на есть, подойди ко мне, посмотрим, что за птица!». Деваться некуда – вышел князь на середину поляны, поклонился вежественно, поздоровался по-ученому, Королю эльфов хвалу вознес. «Ишь ты! – дивится Король. – И что же этакий воспитанный человечек в самый темный час в моем лесу потерял?» Князь не потаил, кто он и откуда, да как в лесу заплутал, да как на поляну эльфов набрел. «Ну, что ж, - говорит Король , – раз такое дело – оставайся у нас гостем. Если сможешь до света с моими придворными плясать – награжу тебя чем сам пожелаешь. А если не сможешь, с ног упадешь да заснешь – не обессудь, навеки у меня в плену останешься!» Некуда деваться, согласился князь. Тут заиграла музыка, да такая, что на месте устоять нельзя. У князя ноги сами в пляс пошли! И эльфы не отстают. До света плясал с ними князь, сапоги до дыр стоптал, из сил выбился, а эльфы все никак не угомонятся! Думал, конец приходит, но тут прокричали третьи петухи – и эльфов как не было. Один Король эльфов по-прежнему на грибе сидит – видать, ему ни петухи, ни само Солнце не указ! «Молодец, гость! – говорит Король .– Слово свое сдержал, себя и меня потешил, сам не заметил, как три дня и три ночи без роздыху плясал – и пощады не просил. За это я тебя пожалую: проси чего хочешь!» Рассказал ему князь о своей беде. Эльф в ответ: «Твоему горю легко помочь. Возьми гриб, на котором я сижу, отнеси его домой да и съешь его вместе со своей княгиней. От того кушанья родится у княгини сын-молодец, твоему княжеству наследник. Только смотри: о том, что с тобой сегодня было, никому не рассказывай! Иначе сыну твоему по земле не ходить, света не видать, заберу я его навсегда в земли тайные, эльфийские!». Поблагодарил князь Короля эльфов, пообещал исполнить все в точности. Тут эльф свистнул да из глаз пропал, а князь сорвал гриб, вскочил на коня да пустил его вскачь. Часу не прошло, как из леса выбрался на дорогу, а там и до дворца княжеского рукой подать! Слуги княжеские рады: за три дня да три ночи они уж весь лес не на раз прошли, не чаяли князя живым увидеть! – а князь, ни слова ни говоря, бегом на кухню, велел кухарке из гриба кушанье сготовить, да и съел на ужин то кушанье вместе с княгиней. В ту ночь княгиня затяжелела, а в положенный срок родила сына-молодца всем на загляденье. Князь рад, придворные рады, и простой люд радешенек. Приказал князь великий пир учинить, бочки с вином народу выкатил, музыкантов позвал, придворные плясать пошли да всю ночь не останавливались. Княгиня, хоть и слаба была, тоже вышла на праздник поглядеть, да и похвали плясунов – эвон как они ловко да без устали выплясывают! Князю это за обиду показалось, он и скажи: это-де не диво, диво было, когда он, князь, на празднике у эльфийского Короля три дня и три ночи без роздыху танцевал да с ног не свалился. Княгиня тем словам подивилась, а Князь тут и вспомнил, что Королю обещал, да чуть язык не прикусил. Ан слово-то сказано, назад не воротишь. День за днем, год за годом – вошел сын княжеский в совершенные лета. Все на него не нарадуются: и молодец, и красавец, и ловкостью, и смелостью и, умом не обделен! Один князь, что ни день, все печальнее. Раз приходит сын к отцу, да и говорит: «Скажи, батюшка, отчего ты, на меня глядя, всегда печален ходишь? Чем я тебе, родителю, не потрафил, не угодил, чем перед тобой виноват?» «Ничем ты, сын, предо мной не виноват, – отвечает князь, –э то моей вине перед тобой прощенья нет!» Тут поведал князь сыну, как самому Королю эльфов слово дал да слова того не сдержал. «Я,– говорит, –уж все глаза выплакал, на тебя, молодца, глядючи да дни считаючи. Не сегодня завтра придет Король да расплаты потребует. Тебя ему отдать на верную смерть – горе, а не отдать – и того горше, власть Короля велика – он в наших землях весь урожай погубит, на скотину мор напустит, у людей удачу отнимет, все княжество со свету сживет!». «Вот что, отец!– говорит сын князя.– Видно, делать нечего: отправлюсь-ка я сам искать Короля эльфов! Раз я добром к нему приду, он твое княжество помилует, да и меня, глядишь, не сразу казнит, а там, Бог даст, как-нибудь да и выберусь!» Делать нечего, благословил старый князь своего сына в путь-дорогу. Собрался молодец да пошел со двора, а на душе у него тошно – света белого не видит! Бредет он путем-дорогой, а навстречу ему старичок, сам с ноготок, борода с локоток, по всему видно – гном, да речь не о том. Выскочил старичок как из-под земли, да и спрашивает: «Здравствуй, добрый молодец, отчего не весел идешь?» Молодец ничего не ответил, только головой мотнул, мол, без тебя, старика, тошно, проваливай, пока цел! Свистнул старик, гикнул да с глаз пропал, а молодец и пожалел: «Эх, думает, мне-то невесело, а старика зря обидел, не по-княжески поступил, был бы он сейчас здесь – уж я бы повинился!» Только подумал – ан снова навстречу, как из под земли, тот самый старичок. Тут княжеский сын старичку поклонился в пояс, да попросил простить за грубость, за невежество. Старичок ему в ответ: «Вижу, и вправду ты доброго корня молодец! Что озлился на меня, старика, так со всяким бывает, а что повинился сразу – так, видно, не зря тебя отец с матерью уму-разуму учили, кой-чему да выучили. А про беду свою не рассказывай, я о ней побольше твоего ведаю. У Короля эльфов город, слыхал ли – за бурною рекой, через реку мост хрустальный, на том мосту спицы серебряные, а на каждой спице по человечьей голове – все королей да князей, не хуже тебя молодцов! Пойдешь к нему – сгинешь без славы, только голова на спице и останется. И мне Король эльфов – давний супротивник, да вот сила моя не та, чтобы с ним меряться. Помочь тебе не помогу, а добрый совет за твое вежество дам. Ступай-ка ты по этой тропке, увидишь лесное озеро, в коем вода чище хрусталя да слаще меда. Воду ту трогать-мутить не смей, а сядь в кустах да жди первой звезды. Как первая звезда в воде отразится – прилетят к тому озеру птицы-лебедицы, Королю эльфов родные дочери, сбросят крылья да пойдут в озере купаться. Тут ты не плошай, а крылья у которой из девиц спрячь, а там уж сам смекнешь, что дальше делать!» Поблагодарил княжий сын старика за науку да и пошел по тропке в самую глухомань. Дошел до озера лесного, схоронился в кустах и ждет, что дальше будет. Вот наступила ночь, выглянула первая звезда, отразилась в лесном озере – тут захлопали крылья, налетели птицы-лебедицы, стукнулись о землю, скинули белые крылья да обернулись девицами – одна красива, другая того краше, а младшая краше всех. Тут княжий сын не потерялся – подождал, пока красавицы купаться ушли, подкрался тихонько да и утащил крылья самой красивой из девиц. Прошла ночь, настало утро, собираются девицы домой лететь, надели крылья – и в небо! Только младшая своих крыльев найти не может. Искала-искала, да заплакала: «Кто мои крылья унес? Выйди, покажись, не сделаю тебе вреда, любое твое желание исполню – только отдай мои крылья белые, отпусти к отцу, к матери!». Тут выходит княжий сын, королевской дочери кланяется, подает ей крылья и говорит: «Не доброе дело такую красоту обижать, а уж мне пуще всякого не пристало – самого меня Король эльфов отца-матери лишил, сиротой бесприютным скитаться заставил, смерти искать. Вот тебе твои крылья, лети куда хочешь!» Видать, крепко ему девица полюбилась. А и он ей не противен стал. Поглядела девица на него ласково да и говорит: «Спасибо тебе, молодец, что добром меня отпустил! За то и я тебе помогу. Нынче иди отсюда прямо, да сверни направо, а как солнышко в силу войдет – поворачивай на Серые горы, тут тебе тайная тропка откроется, придешь прямо к дому моего отца, Короля эльфов. Да не бойся! Задаст он тебе загадки мудрые, не один молодец от тех загадок голову потерял, да тут уж я тебе пригожусь, подскажу-присоветую. Если сам ты ловок да удал – все по нашему выйдет!». Тут поцеловал княжий сын королевскую дочь, да и дали они друг другу крепкое слово вместе век вековать, друг без друга не бывать. Потом обернулось девица белой лебедицей – и улетела невесть куда. Тогда княжий сын по-сказаному сделал: пошел прямо, потом свернул направо, а там по солнышку – точнехонько по тайной тропке в самую середину Серых гор. Глядит – течет река бурная, через нее мост хрустальный, а за мостом город эльфов стоит, ровно ульи понатыканы. Эльфов кругом – не сосчитать, жужжат, как пчелы, усиками машут, крылышки на солнце переливаются. Увидали, что человек идет – давай над ним смеяться, а потом окружили со всех сторон, острые травинки нацелили да к королевскому дворцу и привели. Смотрит княжий сын – дворец –то настоящий, большой, хоть бы и человеку в пору, только весь хрустальный, так на солнце и горит, переливается. Тут колокола зазвонили, трубы затрубили, открылись ворота – и вышел из дворца сам Король эльфов, в обличье дивном, прекрасном, человеческом. На Короле платье зеленое, серебром шитое, корона из кленовых листьев, сапоги тисненой кожи, пояс да ожерелье ярким золотом да дорогими каменьями украшены. За спиной у Короля эльф-советник прячется, кривой, косой, одним глазом глядит, одним крылом машет, на одной ноге пляшет, Королю на ухо недоброе нашептывает. Посмотрел Король на юношу, и тоже давай смеяться: «Поглядите, эльфы добрые, ослушников сын пожаловал! То-то я за три лиги чую, немытым человечьим духом пахнет! А ну-ка, для начала проводите молодца в баню, пусть омоет пыль дорожную, а там его и перед мои светлые очи поставить можно!» Княжий сын радуется – кто же с дороге бане не рад! – а над ухом у него вьется мошка малая да шепчет: «Не радуйся, суженый мой, не веселись! У моего батюшки баня железная, ее к твоему приходу велено добела накалить – как войдешь туда, враз изжаришься! Вот тебе платок белый, шелковый, как войдешь в баню да махнешь им налево – жар поубавится, махнешь направо – прибавится, вот тебе и мытье!» Поймал княжий сын платочек шелковый да спрятал за пазуху, и идет себе в баню, будто и невдомек ему, что Король погубить его задумал. Вошел, чует – тяжко в бане, от железных стен так жаром и пышет! Достал он тогда платочек шелковый да махнул налево раз, другой – стало в бане холодно, аж иней по углам выступил. Тут молодец махнул платочком вправо – потеплело в бане, в самый раз, чтобы вымыться с дороги. Вымылся княжий сын, переоделся в чистое, снова махнул платочком вправо, будто и правда в этаком пекле парился, да и вышел к эльфам, что дожидались снаружи – скоро ли молодец изжарится, скоро ли ему голову рубить да на спицу садить. Видят – жив человек, делать нечего – отвели его обратно к Королю. Сидит Король на резном троне, за спиной эльф-советник прячется, кривой, косой, одним глазом глядит, одним крылом машет, на одной ноге пляшет, Королю на ухо недоброе нашептывает. А сам Король смотрит на княжьего сына да посмеивается. «Гляди-ка, – говорит, – в бане моей мылся, а всё голова на плечах! Немногие этак-то могут из вашего племени, уж не помог ли тебе кто? Ну да ладно, если и так – в другой раз не помогут. Вот тебе мой королевский сказ: отец твой, князь, передо мной крепко виноват, я ему помог, а он своего слова не сдержал. За то загадаю я тебе задачи непростые. Сумеешь исполнить – помилую, а может, и отпущу на белый свет, живи своей волей. А не сумеешь – тут тебе и конец, или сам сгинешь, или я тебе голову сниму да на спицу насажу!» Княжий сын того не пугается, вины отцовой не отрицает, и берется все как есть трудные задачи решить. «Ну, раз ты такой гораздый, – отвечает Король, – вот тебе работа для начала. Сходи-ка ты в незнамые дали, отыщи там дерево чудное, волшебное, что днем поет краше девичья голоса, ночью светит ярче ясна солнышка. Срежь с того дерева веточку засветло да мне принеси дотемна, я ее в саду своем саженцем посажу, такое же дерево выращу, будет мне чем перед другими эльфами побахвалиться!» Княжий сын и бровью не повел, обещал волшебную ветку добыть да Королю принести. Поклонился, вышел из дворца, а сам кручинится: где ж то дерево искать да как ветку с него добывать, коли и сам Король эльфов про то не ведает? А над ухом у него вьется мошка малая да жужжит: «Не кручинься, мой суженый, это не беда – это полбеды! Коли удал да ловок будешь, ветку с дерева добудешь! Садись на доброго коня, да езжай прямиком на полночь. Увидишь там дорогу железную, а ведет та дорога в Черный лес. В том Черном лесу стоит Черный дом Черного эльфа, железным тыном огороженный. Ты через тот тын перелезь, увидишь сад, а в том саду деревья, коих в целом свете краше не найти– железные, медные да золотые, а одно серебряное. Те деревья, что из железа, золота да меди, трогать не смей – тут же злой смертью помрешь, в сорви ты ветку с дерева серебряного, да смотри, ни листочка не задень, а через тын скакать будешь – и досочки задеть не смей, не то поднимется шум на весь белый свет, проснется тогда Черный эльф, тут уж не сносить тебе головы!». Поблагодарил княжий сын свою нареченную невесту за науку, сел на доброго коня да и поскакал на полночь. Видит – лежит средь поля дорога железная, и ведет та дорога прямиком в Черный лес. А посреди Черного леса стоит Черный дом, железным тыном огороженный, высотой этот тын от земли до неба. Тут княжий сын не теряется, разбежался – да и прыгнул через тын, не задевши ни досочки. Смотрит – а перед ним дивный сад, деревья в том саду железные, да медные, да золотые, листочки на тех деревьях звенят-переливаются, и краше тех дерев в целом свете не найти. Прошел он по саду – ни листочка не задел, смотрит – вот и серебряное дерево стоит-переливается, да так-то сладко поет – чуть было молодец не заслушался, не задремал, не погубил свою голову. Да вспомнилась тут ему невеста нареченная, тут его и сон отпустил. Срезал княжий сын с дерева веточку , да и назад через тын прыгнул, ни досочки не потревожив. Сел на доброго коня – и в обратный путь. На ту пору проснулся в своем Черном доме Черный эльф. Вышел в сад погулять, под серебряным деревом песни послушать, глядь – а самой-то красивой ветки на дереве и нету! Разгневался Черный Эльф. Вырос у него от злости нос мохнатый да длинный, как у волка лютого, и стал он по всем сторонам нюхать – по какой дороге вор ушел? Унюхал волчьим носом, откуда чужим духом пахнет, и собрался в погоню. Взял он Черный меч да Черный щит, сел на Черного коня, Черным железом кованого, затрубил в Черный рог да и поскакал по железной дороге – только черные искры из-под копыт летят! Король эльфов и встретить молодца не успел – уже и Черный эльф у ворот! «Выходи,– кричит,– Король, старый враг, на честный бой! Я в твое царство-государство триста лет дорогу искал, нынче вор, тобою посланный, мне сам ее показал! Не выйдешь – я твои ворота Черным мечом сокрушу, твоих эльфов Черным конем стопчу, самого тебя Черным щитом прихлопну – одно мокрое место останется!» Тут Короля эльфов страх взял. И то – пришла беда, откуда не ждал, а некого винить – сам накликал! Вышел он из ворот на хрустальный мост, позади него эльф-советник прячется, кривой, косой, одним глазом глядит, одним крылом машет, на одной ноге пляшет, Королю на ухо недоброе нашептывает, Говорит тогда Король: «Вот что, могучий сосед, Черный эльф! Виноват я перед тобой, перед всеми признаю. Ну так ты уже себя потешил, на меня страху нагнал, половину царства моего конем стоптал, другую половину мечом порубил, почитай, один дворец мой цел остался. Довольно с тебя. А с веткой серебряной давай вот как решим: вышлю я к тебе поединщика, будет твой верх – верну ветку без обмана, а уж коли он победит – не обессудь, посажу саженцем в своем саду, как задумал!» Черный эльф на это соглашается, а Королю того и надобно: велел привести княжьего сына, да и посылает его против Черного эльфа поединщиком. Мол, победит Черный эльф да срубит тебе голову – невелика потеря, а ты победишь – отцову вину прощу, на белый свет пущу, да еще и дочку свою за тебя отдам, которую сам пожелаешь. Делать нечего, собрался княжий сын на поединок, а самому-то невесело: как с этаким воином биться, который один все царство эльфов разорил, самого Короля устрашил? А над ухом у него вьется мошка малая да жужжит «Не кручинься, мой суженый, это не беда – это полбеды! Черный эльф и вправду силен, не боится он ни стали, ни серебра, а боится он одной шелковой плети! Будешь ловок да удал, стукнешь его три раза поперек спины – тут его силе и конец придет!» Обрадовался княжий сын, сел на доброго коня да и выехал в чистое поле с Черным эльфом биться. Взмахнул Черный эльф Черным мечом, а княжий сын увернулся, достал плеть шелковую – да как стукнет Черного эльфа поперек спины, раз, другой да третий! Тут Черный эльф закричал страшным голосом, упал с Черного коня, да и обратился в черный камень. Вернулся княжий сын к королевскому двору. Эльфы, что живы остались, кругом порхают, радуются, княжьего сына славят, а кривого эльфа, советника, от злости косоротит, да и Королю все это не по нраву, а деваться некуда – слово дал, обратно не возьмешь. Вот он и говорит: «Ладно, молодец, хорошо ты мне послужил, ныне вину твоего отца прощаю, зла на него не держу. Позову я сейчас своих дочерей, выбирай сам, которая по нраву – сыграем вашу свадьбу, да и отпущу тебя на белый свет!». Доволен княжий сын, а над ухом у него вьется мошка малая да жужжит: «Не радуйся, суженый мой, не веселись! Вот это беда так беда! Покажет тебе батюшка двенадцать белых лебедиц, перышко к перышку – нипочем тебе меня не узнать! А выберешь кого из моих сестер – она тебя в первую же ночь со свету сживет! Ты смотри да примечай: как пойдут лебедицы на пруд купаться, все рядком поплывут, одна я замешкаюсь да кругом поверну, тут ты не зевай, на меня указывай, а не успеешь – не видать нам друг друга вовек!» Сказала – и пропала. А тут Король эльфов ногой оземь топнул, во всем дворце колокола зазвонили, трубы затрубили, открылись ворота хрустальные – и вышли двенадцать белых лебедиц, перышко к перышку! «Вот мои дочери, – говорит Король, – выбирай, которая по нраву, да смотри не промахнись!». А княжий сын смотрит да помалкивает. Прошли лебедицы по хрустальной лестнице, по золоченым ступенькам, прямо к зеркальному пруду, и давай в нем плескаться. Все лебедицы рядком плывут, а одна поотстала да кругом пошла. Тут княжий сын не теряется, на суженую свою указывает – эта, мол, мне больше других по нраву! Осердился Король: «Вижу я теперь – не своим умом ты мои загадки решил, не своей удалью превзошел! Ну да делать нечего. Эльфы мои верные, собирайте столы, готовьте честный пир – три дня да три ночи будем пировать, на четвертый день пущу я тебя, княжий сын, вместе с дочкой моей на белый свет!». Княжий сын доволен, а дочь королевская ему на ухо шепчет: «Не радуйся, мой суженый, не веселись – большая беда еще не минула! Кто три дня да три ночи во дворце моего отца пропирует, тот на белый свет через триста лет воротится! Смотри, начнется пир – ничего не ешь, не пей, а жди, пока мой отец музыкантов да песельников заслушается да сам в пляс пойдет, тут-то нам с тобой и бежать надобно, иначе не видать тебе больше отца да матери!». Вот сели эльфы за пир свадебный, а княжий сын невесел сидит. Король его спрашивает – отчего не ешь, не пьешь, или невесте молодой не рад? Как не рад, говорит, такой красоте, а гнетет меня тоска-кручина по отцу да по матери: мне веселье, а им на белом свете горе да слезы! Король на то отвечает: не дело, мол, жениху на свадьбе кручиниться! Велел он позвать музыкантов да песельников, пускай развеют тоску княжьего сына, королевского зятя! Вот набежали музыканты да песельники, да заиграли на лютнях так весело, что и мертвый бы в пляс пошел! Сам Король не утерпел, соскочил с резного трона да ну средь зала козелком скакать. А княжьему сыну да королевской дочери того и надобно. Вышли они из дворца, сели на добрых коней – да только их и видели! Никто и не заметил, как уехали, а заметил один только эльф-советник, тот, что кривой, косой, одним глазом глядит, одним крылом машет, на одной ноге пляшет, Королю на ухо недоброе нашептывает. Тот эльф, видишь, сам на младшую дочку Короля заглядывался, ему и праздник не в праздник. Сел кривой эльф на кривого коня одноногого – да и поскакал в погоню. Вот скачут княжий сын да дочь короля, тут земля застонала, горы затряслись – скачет в погоню кривой эльф на одноногом коне, одним крылом машет, одной ногой погоняет, один глаз красным углем горит. Одной руки вовсе нет, во второй кривая сабля. Тут королевская дочь пугается, думает – конец пришел. А княжий сын сдернул с головы пуховый колпак, да и бросил в морду одноногому коню. Тут одноногий конь споткнулся, кривой эльф с коня сковырнулся, упал в пропасть бездонную да там и сгинул. Сели тогда молодые на добрых коней да поехали своей дорогой. Ехали-ехали, да и выехали на белый свет, поблизости от дома княжеского. Наутро Король эльфов протрезвел-проспался, хвать – ни советника, ни дочери, ни зятя! Плюнул он да растер, хотел было сам в погоню пуститься, да королева за руку удержала. Поздно, говорит, хватился, муженек, нешто теперь на своего же зятя да на дочку-кровиночку войной пойдешь? Пускай себе живут на белом свете, а мы будем в своем царстве жить да радоваться. И то, отвечает Король, есть от чего веселиться: дочку замуж за доброго молодца выдал, да злого врага Черного эльфа избыл, город заново отстроим лучше прежнего, а кривому эльфу-советнику туда и дорога. Решил этак – и дальше пировать стал, да так, говорят, и пировал триста лет без роздыху. А княжий сын отвел молодую жену к отцу, к матери. Обрадовались князь да княгиня, устроили пир на весь мир, на том пиру старый князь сыну все княжество передал, а сам на покой отправился. На том истории конец, а кто знает, что дальше было, пускай сам и рассказывает. |
||
Заголовок: Исход Верных (фрагмент) Прислано пользователем Mim на января 4th, 2014, 12:00am 22:13 Вот привел Индильзар народ свой в земли Благословенного Края и сказал: "За страдания - награда, отступникам - проклятье, Верным же - воздаяние. Дан нам край сей на устроение и сохранение, так расселимся же в нем" 22:14 И расселились Верные от Соронтира на севере до Улбартума на юге, от Текель-Тамар на востоке до Оромета на западе, нарекая земли и реки и горы по пути. Стали они строить себе дома и пахать землю. Индильзар же, видя устроение народа своего, собрал лучших людей и сказал "За время пути устал я от дел, взойду же на гору, нареченную Минул-Тарик, Столп небес, дабы беседовать с Владыкой, что выше всех иных владык. Вас же назначаю я наместниками земель, дабы хранили вы закон". И взошел он на гору Минул-Тарик и пробыл на ней десять лет. 22:15 В те дни, когда пребывал Индильзар на Столпе небес, собрались люди внизу горы и говорили "Вот привел нас Индильзар в Благословенный край, говоря про волю Единого, что поведана ему. Где же теперь Индильзар, кто поведает нам, что делать дальше? Как докричаться нам до Единого, как поведать ему о наших радостях и горестях?" И нашлись некоторые, сказавшие: "Вернемся же к старым Богам, к Силам Эа, о которых ведали раньше и мы, а до нас - предки наши". И тогда собрали они золото что имели, расплавили его, отлили золотого орла и поклонялись ему, говоря: "Вот орел Манве, Наместника над Эа, принесем ему жертвы, и вознесет он слова наши в уши Силам". 22:16 Наместники же, что были оставлены Индильзаром дабы хранить закон, предались колебаниям. И не было промеж них согласия, ибо одни хотели разбить орла, другие же хотели возврата к старым богам и попускали жертвы. Следом и промеж прочих Верных начал нарастать раскол, и иные говорили: "Оставил нас Единый", другие же одергивали их, первые-же начали точить мечи. 22:17 Когда спустился Индильзар с горы Минул-Тарик, то увидел у подножья орла, а перед ним жертвенник и людей вокруг него. Тогда прикрыл Индильзар лицо свое, подошел к людям и спросил: "Что сие, и что вы тут делаете?". И ответили ему люди: "Вот, привел нас Индильзар и рек он волю Единого, ныне же десять лет тому, как покинул нас Индильзар и как оставил нас Единый. Мы же вернулись к старым богам и жертвуем им". Открыл тогда Индильзар лицо свое и отшатнулись люди, ибо гнев его был страшен. 22:18 "Не может Единый оставить вас, ибо вы в Эа, а нет Эа вне Единого и Его воли. Вы же - глупцы, нежели творящие нечестие, ибо еще от предков всем вам ведомо, что ни Силам, ни Единому не нужны жертвы, кто же будет поклоняться тьме - позор тому и проклятье. Разобью я статую, а золото от нее раздам бедным". 22:19 Обнажил тогда Индильзар меч и хотел разбить орла, но остановился и сказал: "Вот разобью я орла и перелью в монету - найдутся же глупцы, что будут поклоняться и монете... Что проку в золоте в Благословенном Краю, какое золото сравнится с даром Единого?" И повелел тогда Индильзар сбросить статую и жертвенник в море. (с)ausmann http://ausmann.livejournal.com |
||
Заголовок: Исход Верных (еще фрагмент, во всех смыслах слова Прислано пользователем Mim на января 4th, 2014, 12:03am 16.4 ...И сказал король: «Вот, пришли ко мне племена из земель незнаемых, и ищут у меня защиты от врага. 16.5 Ныне дам я вам защиту, и земли для пашни, и луга для пастбищ, и леса для охоты, и озера, изобильные рыбой, и горы, богатые рудой. И дам я вам правый суд, и оружие для битвы, и плуги, и молоты, и серебро, и золото, и яркие ткани, дабы жили вы на моей земле в радости и веселии, дабы множился род ваш и служил мне верно. 16.5 Ибо нагими, босыми и голодными пришли вы в мои владения, я же делаю вас богатыми и даю вам землю в дар. И за этот дар обязан ваш род мне службой во веки веков. Пашите мою землю, пасите мой скот, и первенцев своих шлите в мое войско, да поразят они моих врагов как своих. Имя же вам будет аданы, что значит Младшие, и надлежит вам помнить свое место и мою милость и верными слугами быть при Старших, что одного рода со мной». 16.7 И сказали вожди племен: «Король Ном-Сафтан вправе требовать от нас службы, ибо здесь земли его народа. Если примем мы его дар, то потеряем свободу, но получим жизнь и землю. Там же, где властвует Тьма, не получим мы ни жизни, ни свободы, ибо не достанет у нас силы противиться Тьме. И нет у нас силы на то, чтобы идти дальше и искать лучшей доли, ибо народ наш истощил силы в боях и странствиях, и дети наши голодают». И сказали они: «Да будет по слову твоему». 16.8 И приказал тогда Ном-Сафтан принести чечевичной похлебки и кормить пришельцев. Затем же отвел им земли в большой долине между отрогами гор и нарек ее Кадар – Огражденное место, ибо повелел король построить там крепость для аданов, и послал к людям наместников и судей, и стал править ими как своими слугами. И так многие годы жили люди под властью короля, и старились, и умирали, король же не знал власти времени над собой. 17.1 Жили в ту пору в роду аданов два брата, Индильзар и Гимильзор. Отец и мать их умерли, и воспитал их король как своих детей. И был Индильзар пастырем овец, Гимильзор же служил в войске короля, и жаловал его король за доблесть, и ценил выше многих из Старшего рода. И оттого гордился Гимильзор перед племенами аданов, младших, и перед своим братом. Индильзар же любил своего брата и сожалел о его гордости. 17.2 В один день Индильзар пас свое стадо на склоне горы, и воззвал к нему глас: «Индильзар! Слышишь ли меня?» Индильзар ответил: «Слышу глас, но не вижу тебя, кто ты, человече?» И ответил глас: «Не человек я, Индильзар, Верный мой, Избранный, я есть Господь Единый, Творец и Владыка миров!» Индильзар ответил: «Как я могу знать, что это не обман?» Голос же ответил: «Подойди». И приблизился Индильзар, и увидел куст, пылающий огнем и не сгорающий. И воззвал голос из куста: «Протяни руку». И Индильзар протянул руку, но пламя не обожгло его, и ухватил Индильза нечто, и потянув, узрел золотой жезл. И рек голос: «Вот знак твоей власти, Индильзар, Избранный мой. Ныне иди к королю Финроду и скажи: «Не по праву держишь ты аданов, не доброе дело – править свободными людьми как рабами. Отпусти мой народ, дабы те, кто хочет быть в рабстве, остались в рабстве, те же, кто хочет уйти, ушли бы из твоих земель. Сделай так, ибо этого хочет Господь Единый, Творец и Владыка миров!». 17.3 И встал Индильзар, и вознес хвалу Единому, и отправился во дворец короля, и ударил в ворота золотым жезлом, и распахнулись ворота, что были заперты на семижды семь засовов. И пришел Индильзар к королю Ном-Сафтану, что сидел на золотом троне, и узрел короля в блеске его славы, и брата своего, что стоял за плечом короля в золотом плаще, с мечом и щитом, и хранил покой короля. И Гимильзор заступил дорогу брату своему и вопросил: «Брате Индильзаре, почто ты пришел незваным перед очи короля?» «Владыка превыше владык повелел мне прийти сюда!» – ответил Индильзар. И сказал король: «Не слыхал я о владыках, что властью были бы выше меня. Расскажи же, воспитанник мой Индильзар, что за самозванец объявился на моих землях?» «Ты, о король, говоришь о том, чего не ведаешь. Ибо есть Владыка над владыками и Король над всеми тронами, Господь Единый, Творец миров! И ныне моими устами говорит он, что неправое совершил ты, содеяв свободных людей рабами, когда гнала их беда. Ныне же отпусти мой народ, дабы те, кто хочет быть в рабстве, остались в рабстве, те же, кто хочет уйти, ушли бы из твоих земель. Сделай так, ибо этого хочет Господь Единый, Творец и Владыка миров!». 17.4 Тогда разгневался король и сказал: «Вижу я, что аданы проклятое и жалкое племя, и не помнят они добра. Ибо нагими и слабыми пришли они в мою землю, терзали их голод и болезни, и рады были они продать свою свободу за миску чечевицы. Ныне же отъелись они на моих землях, умножился их род под моей защитой – вижу я, хотят они власти над Старшим народом! И ты, Гимильзор, воспитанник мой и любимец, не из тех ли, кто поднимет на меня руку?» «Да отсохнет моя рука,– возгласил Гимильзор,– если помыслю о таком нечестии! Да не падет твой гнев и на племя аданов, ибо не ведают они о бреднях моего брата. Тому же напекло голову на склонах гор, и ныне не ведает он, что говорит, ибо даже древние старухи, что выжили их ума, не верят у нас в россказни о Едином, Творце и Владыке миров! Брат мой совершил нечестие, покарай его, но прошу – будь милостив, ибо вижу я, что он болен и разум его помутился!» 17.5 «Воистину, разум твой безумен, о брат, и доброта твоя сродни злу, а гордость твоя извивается в пыли, как змея, и недалек тот день, когда Владыка Владык наступит на нее пятой и раздавит. Ты же, король, напрасно не веришь моему слову. Но Единый Господь даровал мне власть над живым и мертвым, дабы мог я убедить тебя в правоте моих слов» – так ответил Индильзар и взмахнул золотым жезлом. И в тот же миг воцарилась тьма на всей земле короля, и во тьме той были крик и скрежет зубовный, и поселился страх в сердцах Старшего племени, и была та тьма непроглядной три дня и три ночи. Король же не устрашился того знамения и сказал: «Что ж, я вижу, воистину ты, Индильзар, в сговоре с моими врагами, и даровали они тебе немалую власть. Немалую, но не выше моей!» – и взмахнул своим королевским жезлом. И тотчас снова засияло солнце, и вернулся свет, и возрадовались Старшие, превознося короля превыше небес. Индильзар сказал: «Велика твоя власть, о король, но не превыше власти Владыки Владык. Вот, явлю я другое знамение, что правдивы мои слова»– и взмахнул золотым жезлом. И в тот же миг реки в земле короля наполнились кровью, и поселился страх в сердцах Старшего народа. Король же не устрашился того знамения и сказал: «Что ж, я вижу, воистину ты, Индильзар, в сговоре с моими врагами, и даровали они тебе немалую власть. Немалую, но не выше моей!» – и взмахнул своим королевским жезлом. И в тот же миг реки в землях короля очистились, и возгласили Старшие хвалу королю, говоря: «кто может сравниться с Ном-Сафтаном, бессмертным владыкой? Если и есть Творец мира – жалка его власть и ничтожны знамения! Пусть же король гонит палками из дворца презренного раба из рода рабов-аданов!». 17.6 Индильзар же сказал на это: «Я увещевал тебя миром, о король, но ты не внял. Я явил тебе знамения, ты же дерзнул тягаться властью с Единым, и твой народ изрекал на него хулу. Ныне могу я явить третье знамение, и не властен ты будешь отвратить его, но станет это великим горем для твоего племени. Прошу же в последний раз – отпусти мой народ добром, ибо так хочет Единый, Господь и Владыка миров!» Но ответил король Ном-Сафтан: «Что мне в Едином и его власти?». Тогда взмахнул Индильзар золотым жезлом, и слуга Единого с мечом огненным незримым прошел по землям короля, и поразил всех первенцев в семьях Старшего народа, что глумились над Единым и Его избранным, и сын короля пал бездыханным к его ногам, племен же аданов меч не коснулся. И в тот час увидел король, что власть его ничтожна, и разорвал он свои одежды, и пал к ногам Индильзара, и просил отвратить гнев от Старшего народа. И объявил он, что вольны аданы забрать все нажитое и уйти своим путем, или остаться в землях короля и жить как равные со Старшим племенем. И вновь взмахнул Индильзар жезлом, и вознес мольбу Единому, и слуга Единого опустил свой меч, и отвратил мор от племени Ном-Сафтана. 17.7 И пришел Индильзар к племенам аданов, и сказал: «Вот, по воле Единого Господа, Владыки и Творца миров, отпускает нас король на свободу. И тот, кто хочет жить на своей земле и славить Единого, пусть идет за мной в край, что течет молоком и мёдом». И сказали иные: «Вот Ибранный Господа, что обещан нам в упованиях, идем же за ним, дабы исполнить волю Единого, ибо никому иному, кроме Единого и Избранного Его, не должны мы служить», другие же усомнились и говорили: «От добра добра не ищут. Не видали мы той земли, что обещает нам этот пастух; останемся в землях короля. где мы нажили богатство, где привыкли мы к миру, а глупцы пускай идут за Индильзаром – в странствиях обретут они голод, войны, болезни и найдут бесславную гибель!». И так разделились племена аданов: одни пошли за Индильзаром, другие же остались на землях короля и радовались своей мудрости, и смеялись над безумием тех, кто возжелал свободы и уверовал в волю Творца. 18.1 Тогда те, что уверовали, собрали то, что могли унести, иное же раздали своим родичам, что оставались в рабстве, говоря: «Нет пользы для нас в лишнем имуществе, ибо Господь Единый дарует нам землю обетованную!». И в один час собрались со всех концов долины Кадар, и отправились в путь, и Индильзар вел их, и золотой жезл в его руке освящал путь, и было тех верных тридцать тысяч воинов, и еще три, и жены их, и дети шли с ними, и стада и табуны гнали они за собой, и оттого шли они медленно и на третий лишь месяц пути покинули земли Ном-Сафтана. 18.2. Когда же истек третий месяц, воссел король Ном-Сафтан на златой трон и рек: «Вот, ныне уходят аданы из моей земли, и нет мира в моем сердце. Ибо вижу я, что опустеют мои пашни без пахарей, и разбегутся мои стада без пастырей, и обезлюдеет войско мое без первенцев аданов, и владыка с Севера придет в мою землю и возьмет ее, и станет смеяться надо мной, говоря – Ном-Сафтан не мог удержать своих рабов, ему ли владеть этой землей! Ном-Сафтан устрашился раба с золотой палкой, ему ли противостоять мне, исполненному силы!». 18.3 «Гамильзор, слуга мой, ныне даю я тебе повеление: возьми свой меч и щит, и собери мое войско, и прикажи трубить в трубы и звать к походу. И пусть понесут перед войском мой стяг со звездой, ибо сам я пойду с тобой, дабы низвергнуть брата твоего Индильзара и вернуть рабов моих, что презрели долг верности!». И сказал Гамильзор: «Да будет по слову твоему, о Владыка». 18.4 И тогда взял Гамильзор свой меч и щит, и приказал трубить в трубы и звать к походу, и сошлись ко дворцу сто и двадцать тысяч воинов короля, и еще пятьдесят тысяч слуг и помощников, и конюхов, и лекарей, и поваров, и певцов, и музыкантов, и девиц без числа. И знаменосцы короля пришли с его стягом и стали перед войском, и вот отправились они в погоню за Индильзаром и Верными его, и столь велика была власть короля Ном-Сафтана, что за день и ночь прошло его войско столько, сколько Верные из аданов прошли за три месяца, и вот увидели они вдали стяги Индильзара. 18.5 И возгласил тогда король Ном-Сафтан: «Вот, хвалился Индильзар, что сам Господь, Владыка и Творец миров, помогает ему. Мала, видно, власть Творца, если не уберег он Избранного своего и Верного от погони. Ныне же, слуга мой Гимильзор, нападем мы на аданов и пленим их, и отведем в цепях туда, откуда они бежали против воли моей, голову же брата твоего Индильзара принеси мне, и никого в целом свете не будет тогда ближе моему сердцу, и будешь ты мне любимый сын и наследник земель моих!» И сказал Гимильзор: «Да будет так, владыка!» 18.6 Те же из аданов, что шли за Индильзаром, увидели войско короля и устрашились в сердце своем, и сказали: «Вот, король Ном-Сафтан и войско его преследуют нас. Мы же отягощены скарбом, и скотом, и с нами жены, дети и старики, и не можем мы биться». 18.7 «И видим мы ныне, что на погибель свою пошли мы в путь за Индильзаром, ибо Господь Единый на небесах, войско же короля рядом, и нет нам защиты от его гнева». Так роптали они, Индильзар же, слыша их ропот, гневался и молил Единого не поставить им в вину тот ропот, ибо долгие годы не ведали они власти Единого и слова Избранного Его. 18.8 И рек Индильзар тем, кто шел за ним: «Слабые духом, уже ли нет у вас веры даже с маковое зерно?» 18.9 Ведь Господь Единый, Владыка и Творец миров, поднимает солнце с захода, а восхочет – поднимет его и с заката. И по морю, как по суху, пройдем мы по его слову, и Тьма не сомкнется вокруг нас, и обратятся камни в хлебы для пропитания нашего, если будет на то его воля. Что нам все владыки земные, что нам их воины, их лучники и всадники, и мечники и копейщики, их крепости и корабли, если Господь Единый ведет нас! Вера наша будет нам щитом, слово Единого мечом, врагов же наших поразит Господь и повергнет нам под ноги, ибо нет пределов славе Его и власти Его!». 18.10 Так сказал, и вознес молитву, и взмахнул золотым жезлом. И вот, грянул гром, и задрожала земля, и раскололась, и огонь истек из сердца ее, и поразил войско короля Ном-Сафтана. И всю долину, в которой стояло войско, поглотила волна, и бездонное море ныне плещется на месте долины, и имя тому морю Белфурса, ибо сокровища Старшего племени сияют из глубины и поныне. А Верные, что шли за Индильзаром, остались на холме, и не было им от того никакого вреда, и славили они Индильзара и возносили хвалу Единому, и укрепилась вера в их сердце навеки. 18.11 И так спаслись верные и ушли путем, который вел их Избранный, королевство же Ном-Сафтана пришло в упадок, и явились туда враги короля с далекого Севера, и полонили его народ, и не было от них пощады ни старику, ни женщине, ни младенцу, и так погибло Старшее племя, и нет у него наследников. Те же из аданов, что остались в долине Кадар, были в великом трепете. Когда услыхали они о приходе врагов, то не достало им духу встретить нашествие деревом и сталью, ибо желание жить двигало ими превыше прочих желаний. Потому вновь бежали они от врага в земли неведомые, и жили там, как дикие звери, и унижен ныне их род, и в забвении имя. Заключение цензуры. 1. Согласно однозначному мнению приглашенных нами экспертов, данный текст является не слишком искусной подделкой под старину, сфабрикованной в пределах последнего столетия. Соответственно, не может быть и речи о том, что перед нами утерянные фрагменты "Исхода Верных". 2. При этом нельзя исключить возможность того, что автор пользовался некими источниками, не известными современной науке, однако степень обработки исходного материала в любом случае такова, что сколь-нибудь уверенная реконструкция не представляется возможной. 3. Соответственно, текст нельзя рассматривать как часть историко-культурного наследия. При этом фрагмент имеет явную политическую направленность, поскольку содержит слабо завуалированное сатирическое изображение социальной организации Благословенного острова. Также более чем сомнительными представляются мистико-магическая составляющая взаимоотношений Индильзара и Единого, равно как и моральный облик первого из вождей Верных, не говоря уже о его брате. Равным образом подвергается скрытой переоценке морально-идеологический курс Их Величества и его последствия. Наконец, есть все основания предполагать, что скрытой целью создания данного произведения была попытка обосновать право на мятеж против королевской власти на основании «сокровенного знания» или «божественного откровения». Вердикт: текст запретить к распространению и изучению. Все обнаруженные экземпляры подлежат изъятию. Черной Страже принять меры к обнаружению автора (если он жив), а также каналов распространения данного текста среди населения. Храмовой страже и сотрудникам Академии при необходимости разъяснять подрывной и антигосударственный характер данного текста. Верховный Цензор Кастамир Ну-Хьярдамос |
||
Заголовок: Гномский язык Прислано пользователем Mim на января 4th, 2014, 12:07am Учебник для начинающих. Ч.1: Гномский устный. § 1. Гномы по природе своей - творцы и преобразователи мира. Ключевое слово - преобразователи. Поэтому во всякой вещи прежде всего выделяется: а) способность-неспособность преобразовывать; и б) степень и наличие усилий, приложенных к вещи для ее преобразования. § 2. В связи с этим все вещи делятся на те, которые творят (одушевленные) и те, которые служат материалом для творчества (неодушевленные). В неодушевленных вещах в первую очередь ценится все, что связано с творчеством, над ними произведенным. § 3. Поэтому гномам, а) говоря о неодушевленных вещах, рекомендуется добавлять: вещь, сделанная - выкованная - и так далее тем-то; никем не обработанный камень и так далее. б) рекомендуется избегать предложений без деятеля. На улице не темно просто так, кто-то создал эту темноту. И дождь не идет, это кто-то дождит землю. И т. д. § 4. Кстати, слово Арда - одушевленное. Возможны также другие одушевленные слова подобного рода - сие зависит от мифологии. Оружие, инструмент и прочие подобные предметы - даже молот самого Махала - одушевленными быть не могут. В принципе. Ибо воли своей не имеют и кто-то их там создал. § 5. Поелику смысл жизни - творчество, то слова <творить>, <работать> и т. д. могут быть - в соответствующем контексте - синонимом слов типа <жить>, <проживать> и др. Рекомендуется также вместо <Там-то живет гном такой-то> говорить: <Там-то кует (добывает камень и так далее) гном такой-то>. § 6. Жизнь - творчество, т. е. - процесс. Поэтому вместо <Я - кузнец> рекомендуется говорить <Я кую>. И т. д. § 7. Ну, как известно, в языке эскимосов существует около 50 названий снега. Подобно этому, в речи гнома, возможно, должно быть много специальной терминологии, связанной с его профессией. И не надо ничего упрощать для профанов. Не понимает - его проблемы. Объяснить просят - другое дело: § 8. Кто не творит - тот не живет. Поэтому орки, тролли и прочие - неодушевленные. Они - не <кто>, а <что>. Персонально неодушевленным принято считать Моргота. Вопрос о всяких там Сауронах окончательно не решен. А с <чем> - и обращение соответствующее. Они - либо сырье, либо досадная помеха. То лишнее, что требуется отколоть от камня, чтобы создать скульптуру. § 9. Поэтому война с орками - это даже и не война. Разве можно воевать с ржавчиной, хоть она и портит железо? Разве ржавчина одушевлена и обладает волей? Вот то-то. И никакая это не война, а принятие мер для лучшей сохранности территории от хаоса и естественной энтропии. Зачистка территории, в общем. А Ангбанд - не страна, а просто агрессивная среда. § 10. А вот когда с эльфами воевать - это уже другое дело. Они тоже одушевленные. Поэтому вроде как и нехорошо от творчества отвлекаться да других отвлекать. Ну да чего не сделает творец во имя профессиональной конкуренции... § 11. В общем, это - бета-версия. Добавления и исправления принимаются и рассматриваются. Для пущей понятности на практике предлагается освоить следующий текст. ЛЕМБАС. Эльф поет, эльфийка пляшет [1]. Эру Арду охлаждает [2]. Что эльфы запасли, все съели. Эльф говорит: <Женщина [3], надо лембас испечь>. Эльфийка отвечает: <Муку всю извела, никак не сделаю>. Эльф говорит: <тут, в амбаре, мети, там, в сусеке, скреби [4], наберешь муки достаточно>. Эльфийка тут, в амбаре, метет, там, в сусеке, скребет, набрала муки - хватит ей лембас испечь. Испекла лембас, на окно поставила, чтобы остыло [5]. Эльф говорит: <Это тобой печеное [6] холоднее станет - съедим>. Лембасу это слышно, мыслится [7]: <Э-э, так они меня съесть хотят, для того испекли!> Эльф, эльфийка глядят - то лембас сам катится [8], сам туда, в лес убегает! Лембас сам катится, заяц [9] впереди [10] видит. Слышно [11]: <Лембас-лембас, ты будешь съеден!> Лембас в ответ: <Нельзя меня есть, я могу работать [12] - эльфийские песни петь!> Слышно: <Ну так пой>. Лембас песню поет, заяц сонным делает [13]. Лембас и укатился дальше в тот лес. Лембас сам катится, орк впереди видит. Слышно: <Лембас-лембас, ты будешь съеден!> Лембас в ответ: <Нельзя меня есть, я могу работать - эльфийские песни петь!> Слышно: <Ну так пой>. Лембас песню поет, орк сонным делает. Лембас и укатился дальше в тот лес. Лембас сам катится, тролль впереди видит. Слышно: <Лембас-лембас, ты будешь съеден!> Лембас в ответ: <Нельзя меня есть, я могу работать - эльфийские песни петь!> Слышно: <Ну так пой>. Лембас песню поет, тролль сонным делает. Лембас и укатился дальше в тот лес. Лембас сам катится, Моргот впереди видит. Слышно: <Лембас-лембас, ты будешь съеден!> Лембас в ответ: <Нельзя меня есть, я могу работать - эльфийские песни петь!> Слышно: <Ну так пой>. Лембас песню спел, Моргот сонным не сделал. Слышно: <Посредством времени частично разрушен [14], воздействие звука недостаточно, надо сюда, близко подойти, тогда работу закончишь>. Лембас сюда, ближе, подошел, под ногу от Моргота [15] попал. Эльф с эльфийкой не наелись, и Моргот не наполнен. [16] Этнолингвистический комментарий. 1. Эльфы, конечно, народ дивный, но работать все ж таки надо не только голосовыми связками. Попрыгунья стрекоза... 2. Арда, оно конечно, одушевленная и поэтому способна действовать сама, но Эру ей все ж таки управляет. При этом нельзя сказать <зима наступила> или там <дождь пошел> - вот дождь с зимой точно не одушевленные. 3. Уважительное обращение к мастеру с указанием на основную специализацию. Употребление подобного обращения указывает на идеальное исполнение мастером своих профессиональных обязанностей. 4. Гномы предпочитают мыслить конкретно и разделять существительные на конкретные, актуальные здесь и сейчас, и <понятия вообще>. Поэтому принято указывать на конкретность предметов, мест, направлений, и т.п. В данном случае эльф указывал на конкретные амбар и сусек. Примерный аналог - определенный артикль в английском, но применяется шире и не только при существительных. 5. Лембас - неодушевленное существительное, поэтому среднего рода. 6. Описание предмета через указание на мастера-изготовителя. 7. Неодушевленный Лембас не может слышать или мыслить... но что-то такое в нем все ж таки происходит. Сказка же! 8. <То лембас> - еще неодушевленное - вдруг САМ катится! Без посторонней помощи! Превращаясь в сказочное и одушевленное существо! И обретая, соответственно, мужской род. Вся сказочная, волшебная составляющая Лембаса в том, что он в начале неодушевлен, а потом по непонятной причине ведет себя как одушевленный. Эльф и эльфийка испытывают от этого священный ужас, а глупые неодушевленные вещи этого понять не могут, поэтому не боятся Лембаса. 9. Моргот, орк, заяц и так далее - все неодушевленные. Поэтому они склоняются как неодушевленные (винительный падеж единственного числа равен именительному). Поэтому если они подлежащие - то сопровождены дополнительными объяснениями, подчеркивающими их вещный, а не личностный характер. Поскольку активной силой быть не могут. 10. Тоже вариант определения окружающего мира. Не просто где-то там заяц шляется, указано конкретное направление относительно действующего субъекта. 11. Заяц говорить не может, как и прочие вещи. Но звук таки откуда-то идет. Абстрактно. Явление природы такое. 12. Вот и разгадка одушевленности Лембаса: наслушался. Лишнее доказательство разгильдяйства эльфов, которые не заботятся о соблюдении правил техники безопасности на производстве - поют кому попало, а у эльфов это ж тоже работа, средство активного преобразования мира. Вот у гномов ТО, ЧЕМУ НЕ ПОЛОЖЕНО, никогда в лес САМО не побежит. А Лембас - молодец, понимает, что в жизни главное и что дает право считаться живым. Неопытный только - потому и нарвался. 13. Опять же и спать неодушевленный заяц не может. А вот сделать его сонным - вполне возможно. 14. Неодушевленный Моргот не стареет, он подвержен процессам эрозии и выветривания. 15. Нога от Моргота, ковш от экскаватора... Детали, в общем. 16. Ну что за гномская сказка без морали! (с) Некто Урдгиттер aka mustang_shelby http://mustang-shelby.livejournal.com |
||
Форум портала «Миф» » Powered by YaBB 1 Gold - SP1! YaBB © 2000-2001, Xnull. All Rights Reserved. |